А если появится опасность, прикажу посадить судно на мель.
— Да поможет нам аллах!—в один голос воскликнули друзья.
Они поблагодарили директора и хотели уйти, чуть не плача от радости, что дело уладилось. Им казалось, что никогда в жизни они не были так счастливы. Но директор все-таки заставил их выпить по чашке кофе. На прощанье он сказал:
— Вот видите, мы, французы, неплохие наставники по части патриотизма. Я уверен, господа, что вы победите. Лично я всегда чувствую уважение к тем, кто сражается с целым миром без денег и без оружия. Если вам еще нужна будет моя помощь, буду только рад. Счастливого пути!
На следующее утро, перед тем как отправиться в редакцию, Кямиль-бей заглянул в Куручешме. Но «Арарат» уже ушел. Никого ни о чем не расспрашивая, чтобы не вызвать подозрений, Кямиль-бей забежал на обратном пути на склад к Ахмету и узнал, что пароход благополучно вошел в пролив и взял курс на Инеболу, имея на борту боеприпасы и под видом кахведжи одного из членов организации.
За чаем Ахмет сказал:
— Я никак не могу забыть вчерашнюю Недиме-ханым. Она держалась так стойко, когда узнала об опасности потерять боеприпасы, и расплакалась как ребенок, как только услышала, что они спасены.
— Я где-то читал, что люди мужественнее переносят горе, чем радость.
— И еще я заметил, что, когда дела плохи, она избегает встреч с Ихсанам. Но как только есть радостная новость, сейчас же бежит к нему. Вчера она была счастлива и смеялась до слез, зовя нас: «Пойдемте к Ихсану!»
— С ней было то же самое, когда она узнала о победе под Инёню. Эта женщина держится, как героиня. Я бы хотел, чтобы моя Айше стала такой же.
— Вполне возможно. Вчера вечером я искал Ниязи, чтобы сообщить ему радостную весть, но не нашел. Он придет сегодня сюда или в редакцию. В последнее время меня тревожит его здоровье. Сообщите ему поосторожней, от радости у него может быть удар. Раз он не появился, значит, все еще старается добыть деньги или найти товарищей для нападения на судно. Если бы наш поход не увенчался вчера успехом, на этот раз он обязательно совершил бы какой-нибудь безумный поступок. Может быть, попытался бы захватить судно. Как ты думаешь?
— Хоть я по натуре человек мягкий, но готов был принять такое же решение. Клянусь аллахом, я пошел бы вместе с Ниязи, — сказал Кямиль-бей.
— Напрасное самопожертвование!
— Знаю, что напрасное. Но разве я мог бы хоть строчку написать в «Карадаи» и спокойно смотреть в лицо Не-диме-ханым, если бы вместе с «Араратом» погиб Ниязи?
Ахмет молча улыбнулся. Вчера он и сам думал так же, но не хотел сейчас говорить об этом.
Недиме-ханым еще не было. Кямиль-бей нехотя просматривал газеты, когда в комнату вошел Ниязи и сразу спросил:
— Ну, расскажите, как все уладилось.
Он был бледен, руки у него дрожали. Он повернулся лицом к печке, словно не решаясь взглянуть Кямиль-бею в глаза.
— Вы заказали чай?
— Подождите, сначала расскажите, как все было.
— Разве Ахмет не рассказал? - Рассказал.
— Что же я могу добавить?.. Пароход сейчас на всех парах идет с грузом в Инеболу. Да убережет его аллах от беды!
— Откуда Недиме-ханым знает директора?
— Какого директора?
— Директора пароходной компании. Она действительно проявила большую смелость. Так может поступать только женщина. Я бы обязательно начал раздумывать: «А вдруг он не знает о боеприпасах и, узнав, совсем откажется от нашего груза».
— Кто? Недиме-ханым?
— Недиме-ханым. Иногда бывает полезно не раздумывать долго. Откуда она его знает? Познакомилась с ним во время сбора пожертвований?
— Вероятно.
— Она ведь неважно говорит по-французски, но так умно начала разговор. Думай я хоть вечность, мне никогда не пришло бы в голову сказать по-французски: «Первые уроки патриотизма мы получили от вас».
Кямиль-бей понял, что Ахмет приписал Недиме-ханым честь спасения всего дела. Может быть, эту радостную
весть Ниязи нельзя было сообщить иначе. Но пройдет всего несколько минут, явится Недиме-ханым, и невинная ложь обнаружится. Ниязи снова начнет волноваться... Размышляя об этом, Кямиль-бей искал предлог, под которым можно было бы увести его из редакции.
— Я пойду в типографию, — сказал он, надевая пальто. — Может быть, сходим вместе? Оттуда пройдем до Беязита, выкурим наргиле. Недиме вчера так разволновалась, что сегодня вряд ли выйдет из дому.
Ниязи испытующе посмотрел на Кямиль-бея и, ничего не ответив, встал.
В этот день, наблюдая за ним, Кямиль-бей понял, как губительна порой может быть радость.
— Что с вами? Что случилось?
— Ничего, уже проходит.
— Вы так побледнели! У вас что-нибудь болит?
— Да нет, не беспокойтесь.
Недиме-ханым старалась улыбаться. Но по тому, как она схватилась рукой за край стола и закусила губу, было ясно, что она с трудом преодолевает боль. Кямиль-бей вскочил с места, чувствуя свою полную беспомощность, как в таких случаях бывает со всеми мужчинами.
— Вы сейчас же должны идти домой, немедленно.
— Пройдет... Уже прошло...
— Сейчас же поезжайте домой. Где ваше пальто? — Он подбежал к столу.— Вставайте. Дать вам шарф? Или... До чего же я глуп! Подождите минутку. Я найду фаэтон... Одну минутку.
— Вы напрасно беспокоитесь. Ничего не случилось.
— Я сейчас пошлю за фаэтоном и отвезу вас домой, вам надо лечь. Незачем было приходить сюда. Я сам все сделаю.
— Нельзя. Я слышала, что анатолийские женщины рожают прямо на поле и тут же продолжают жать.
— Не говорите вздора. Если с вами что-нибудь случится, Ихсан заболеет от горя. Да и всех нас вы огорчите.
У Недиме снова начались схватки. Кямиль-бей открыл окно, позвал кахведжи и попросил поскорее найти фаэтон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106