В первую очередь Григоре поговорил с приказчиком Бумбу, который признался, что он весь извелся от страха, но доложить барину об истинном положении дел все равно не смеет, так как боится снова его рассердить. Согласись тот недели три назад хоть мало-мальски облегчить условия найма па работу, сегодня они не знали бы никаких забот. Мужики удовлетворились бы тогда какими-нибудь крохами, а теперь и слушать не хотят о старых условиях подряда. С тех пор как поползли всевозможные слухи о раздаче барских поместий, с ними и вовсе не сговоришься...
Позднее, когда Григоре и Титу пошли в деревню, унтер Боян-джиу сообщил им, что здесь пока спокойно, но арест учителя Драгоша вызвал некоторое возбуждение. Он лично не знает, почему арестован учитель, но в селе ходят слухи, что это сделано по настоянию старого барина в отместку за то, что Драгош вступился за крестьян.
Напоследок Григоре и Титу подошли к крестьянам, которые толпились у корчмы. Григоре спросил, на что они жалуются. Крестьяне отвечали приветливо, но как-то невнятно, явно чего-то не договаривая. Видимо, не смели или, может быть, не хотели открыть душу, хотя взгляды, которые Григоре ловил на себе, были не враждебными, а скорее вопрошающими. Чаще, чем к другим, Григоре обращался к Петре, чье суровое лицо казалось особенно взволнованным. Петре растерялся. Он боготворил Григоре, в особенности с тех пор, как тот заплатил ему за павших волов и списал долг. Парень готов был пойти за него в огонь и в воду. Заикаясь от смущения, он пробормотал:
— Так ведь, барин, мы тоже, как все другие. Старые условия очень уж тяжкие, совсем невмоготу жить стало... Дед Лупу, расскажи ты барину, у тебя язык побойчее, да и постарше будешь!
— Говори, говори, дед Лупу, послушаем! — дружелюбно подбодрил старика Григоре.
— Так ведь, барин, что у нас вышло? Одни подрядились, а другие все никак не решаются, по-всякому прикидывают, каждый действует по своему разумению и как ему сердце скажет! — не торопясь, начал Лупу Кирицою.— Только вы нам поверьте, что мужикам и впрямь больно туго приходится. Я-то уж стар, бог знает, дотяну ли до следующего рождества, но только жизнь наша все хуже и хуже. Я был молодым парнем, когда еще ваш дедушка хозяйствовал, и хорошо помню, как мы жили тогда. Сам он был добрый и милосердный, точь-в-точь как ваша милость, и не допускал, чтобы кто из его людей голодал или нужду какую терпел. Сразу же приказывал выдать тому с барского двора все, что надо. Брал тогда с нас барин только одну десятину, вот и легче нам жилось, чем теперь. И земли тогда хватало, потому как людей поменьше было...
Дед так увлекся воспоминаниями, что другим пришлось его перебить, чтобы спросить Григоре, кто такие были всадники, которые возвестили мужикам королевский указ, и когда и как начнется раздача земли.
Возвращаясь домой, Григоре спросил Титу, что он обо всем этом думает.
— Мне кажется, люди настроены мирно,— ответил тот.— Если подойти к ним по-хорошему, можно найти с ними общий язык. Только неизвестно, сколько это продлится, так как...
— Это и есть главный вопрос! — озабоченно пробормотал Григоре.
Вечером Григоре остался наедине с отцом, чтобы обсудить с ним создавшееся положение и обдумать, как предотвратить беду. Услыхав, что Григоре сам беседовал с мужиками, Мирон Юга недовольно насупился, а когда сын попросил его вмешаться и походатайствовать об освобождении учителя, вспылил:
— Стало быть, ты хочешь, чтобы я унизил себя перед мужиками?
— Да не унижение это, отец! — возразил Григоре.— Драгош не совершил никакого преступления, и...
— Твой Драгош подстрекает моих мужиков! —убежденно заявил Мирон.— Он забил им голову, науськивал их, раздувал недовольство. Другие мутили воду в городах, а он — здесь, на месте, и свел на нет весь мой тридцатилетний труд!.. Впрочем, если ты не знал этого, то знай, что я сам потребовал у префекта, причем с полным основанием, арестовать Драгоша и убрать его из деревни, и заверяю тебя, что его отсутствие сейчас только на пользу крестьянам!
— Ошибаешься, отец! В настоящее время Драгош здесь необходим. Один только он, быть может, способен благодаря своему влиянию хоть частично предотвратить вспышку ненависти.
— Хороши б мы были, если бы до этого докатились,— иронически возразил старик.-— Но дело в том, что мужиков я держу в узде!
Григоре ужаснулся. Ему стало ясно, что отец живет в другом мире либо просто не желает считаться с действительностью. Он подробно рассказал старику все, что знал, подчеркивая, что успел ощутить лишь малую толику крестьянского недовольства, грозящего разгореться пожаром. И, наконец, попросил отца разрешить ему самому попытаться прийти к соглашению с крестьянами.
Старик отказал сыну. Он не сомневался, что Григоре с его мягкими методами лишь ухудшит положение. Мирон так верил в свой опыт и знание людей, что посчитал бы для себя унизительным, если бы как раз в эти трудные дни отказался от привычных, успешно проверенных тридцатилетним опытом средств и уступил свое место молодому человеку, голова которого набита всякими теориями.
— Минута слабости, нерешительности, любое наше колебание лишь подтолкнет на путь преступления этих несчастных, доведенных до безумия вашим подстрекательством! — покровительственно сказал Мирон.— Кроме того, ты, наверно, не отдавая себе в этом отчета, сильно преувеличиваешь опасность. Что происходит в других краях, не знаю, но подозреваю, что тенденциозные преувеличения создали всю эту напряженную обстановку в целом. Что касается моих мужиков, то у меня свои, проверенные методы. В первую очередь — полное повиновение с их стороны, и только потом — обсуждение условий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170