— Хватит, Галиб, сынок. Долгий разговор — тяжелая поклажа верблюду. Когда скисает молоко, никто не разбивает кувшина. Успокойся, сын, и послушай, что скажу тебе я, засидевшийся на этом свете. Я, конечно, не очень тороплюсь туда, там меня не ждет никто. Человек приходит в эту жизнь и уходит из нее, и это так же верно, как и то, что солнце встает утром и уходит от нас каждый вечер. За долгую свою жизнь я потерял всех. Зачем я живу? А?.. Каждый человек должен жить потому, что он кому-то нужен. Потому, что кто-то нуждается в его помощи. Разве двадцать лет назад я не был нужен тебе? Разве тебе не нужен был очень красивый человек, учитель наш — домулла Рубен-ака Пи-радов? Разве и ты никому не нужен теперь? Ты — большой начальник. Не может быть такого, чтоб никто не нуждался в твоей помощи! Ты — добрый человек, и разве доброта твоя не может облегчить чью-то трудную жизнь? Подумай, как давно перестали стрелять пушки, а люди до сих пор плачут и умываются слезами. Отсохни у меня язык, если вру, плюнь мне в лицо, если я вру... Так я жил все эти годы, сынок, потому и друзей у меня много, и ничего я не боюсь. Даже черной ночи, которую судьба может послать мне до конца дней моих... А от тебя я не хочу слышать, что ты устал...
Лев Михайлович Воловик, воспользовавшись правом лечащего врача, осторожно повел старого Тишу к выходу. Он знал, что и посетитель, и пациент нуждаются теперь в его помощи. Но на пороге, нащупав дверной косяк, старик обернулся и, глядя чуть в сторону от кровати Базанова, сказал бодро и уже по-русски:
— Приходи домой, Галиб, сынок. Я тебя пловом встречу. Ох, пловом! У-у-у! И друзей своих веди. — Это, видно, относилось к врачу и Зыбину, присутствие которого старик угадывал.
Во время всего разговора, который шел по-узбекски и который Зыбин не понимал, он делал вид, что дремлет, и действительно задремал, и лишь приход врача разбудил его. Зыбин приподнялся и, приветственно покрутив над головой рукой, бодренько отозвался:
— Спасибо за приглашение, папаша, обязательно придем. И по плову соскучились — готовьте самый
большой казан! Одной кашей здесь кормят, а разве будет сила у мужика, которого так кормят?
— Йок! — твердо сказал старик. Приложив обе руки к груди, он поклонился и вышел.
— Это мой второй отец,— сказал Глеб.
— Я понял, — отозвался Зыбин. — Он плохо видит. Что с ним?
— Он совсем плох, и я в этом виноват. Я, я! И давайте помолчим, Андрей Петрович. Простите... Помолчим.
В палате повисла тишина. Чуть напряженная, настороженная. Наверное, обиделся Зыбин. Да бог с ним: не об этом думал сейчас Базанов. Опять болело сердце. Ныло левое плечо, покалывало под лопаткой. А может, все это и не страшно. Взвинтил себя, разнервничался — вот и кажется, что только-только привезли сюда с инфарктом: свежее проникающее ранение сердца. И нитроглицерин под рукой. Что, так и будет теперь всегда, всю жизнь и каждый день той жизни, что осталась? И зачем такая жизнь?..
Нетерпение охватило Базанова. Оно родилось маленьким слабым комком где-то под ключицей и разрасталось, словно этот комок надували мощным насосом, — захватывало, как зуд, руки, ноги, голову, отдавалось в каждой напрягшейся мышце. В таком состоянии человек после операции рвет с себя бинты, кричит, охваченный нервной дрожью, вскакивает на поломанную — в шинах — ногу. Подобное нетерпение приходит не часто, только когда нервы срываются с последних тормозов. С Базановым это случилось впервые.
Он с трудом поднялся, натянул халат. Зыбин скосил в его сторону осуждающий глаз, но ничего не сказал, не спросил даже. Обиделся — факт. Глеб двинулся на поиски Воловика...
Лев Михайлович сидел в дальнем конце коридора, за столом старшей сестры, погруженный в кипу пухлых историй болезней. Делая записи, он морщил лоб, сводил брови — видно, вспоминал всех больных, которых он сегодня пользовал, и все многочисленные назначения, что предписывал им. Это действительно была адова работа. Воловик признавался — он ненавидел писанину, а тут и перо то переставало писать — он
тряс ручку, и она кляксила, — то выдавало такую густую линию, что чернила расплывались и вообще разобрать ничего нельзя было, и даже сам Лев Михайлович уже не понимал, что написал только что.
Воловик поднял большие, чуть навыкате глаза, в которых застыла мука нерешенных проблем, и спросил сухо;
— Чему обязан, товарищ Базанов? — выражая словами и тоном недовольство самовольным появлением Глеба. — А я-то уверен, все мои сознательные подопечные по своим кроваткам бай-бай на спинках. — Воловик был не самым ярким остряком даже среди медперсонала кардиологического отделения ташкентской больницы, и, как и многим другим людям, ему было свойственно ошибаться.
— У меня тут старик был, — начал, волнуясь, Глеб.
Воловик остановил его и, пододвинув табурет, требовательным жестом усадил Базанова, сжал двумя пальцами его кисть, глядя на часы, считая пульс и все больше хмурясь. Глеб вздохнул неглубоко, только чтобы перевести дыхание — все же он чувствовал себя погано, хуже, чем в последние дни, и хуже того обычного состояния, к которому привык уже, — и сказал:
— У него глаукома. Ему будут делать операцию.
— Об этом я догадался, представьте. Все же я врач, Глеб Семенович, терапевт, а не дератизатор. Вы зря встали.
— Я прошу вас, Лев Михайлович. Узнайте, где, когда и кто будет делать ему операцию.
— Вам это нужно знать? Необходимо? Излишнее волнение тоже? Может, вы хотите присутствовать? — Тут Воловик взглянул в лицо своего больного, понял, что «не туда погреб», осекся и закончил обычным будничным и дружеским тоном, которым изъяснялся всегда, когда был в добром расположении духа и не старался показать своего остроумия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261