«Азия, Азия» — и что-то притягательно-таинственное звучало в этом слове.А потом оно — это слово — вдруг совсем подменилось добрым и красивым лицом старика, его серебристо светящейся сединой и черными, влажными глазами в густых, будто подчерненных ресницах. Подменилось добрым лицом старика и потеряло таинственность...
Еще через сутки, ночью, проснувшись на зыбком сером рассвете, Глеб увидел, что поезд стоит в голой степи — огромной, ровной и белесой, уже лишенной снега, но будто припорошенной солью. Это не успевший растаять иней лежал на короткой, вероятно еще прошлогодней траве.
Глеб прислушался: па перроне шел поспешный и шумный торг.Он соскочил с полки и, с трудом пробираясь среди спящих, выбрался в тамбур.
Проводник вагона, мешая русские и азиатские слова — не то казахские, не то узбекские, — показывал нескольким женщинам, в красных платьях-балахонах, платках и бархатных кацавейках, большую пачку чая и одновременно отпихивал от себя эмалированные миски с грязновато-белыми шариками чего-то непонятного Базарову, что совали проводнику со всех сторон раскосые, плосколицые женщины.
— Балык! — что есть силы кричал проводник. — Балык давай! Курт — яман, балык — якши! Балык, черт бы вас побрал совсем!
- Балык йок! - исступленно кричали женщины.— Курт — якши! — Они высоко поднимали свои миски, лезли на ступеньки, истово хватали проводника за брючины и сапоги.
И вдруг, как по команде, расступились, притихли, отошли в сторону, спрятав миски под концы длинных, свисавших с плеч платков.
На верблюде к вагону подъезжал старик в темном халате и ярко-рыжей, на спину падавшей лисьей шапке. Его верблюд был стар и неопрятен, шкура у него свалялась и местами вытерлась, словно затоптанный половик. А всадник был, пожалуй, еще старее. На тонком прутике издали показывал он проводнику несколько не то вяленых, не то копченых рыбешек, таких маленьких и жалких - меньше невской корюшки, — что
Глеб не сразу понял, почему старик кричал: «Балык-бор, якши балык!», и только потом догадался, что балык — это, видно, не обязательно та сочащаяся желтовато-розовым пахучим жиром толстенная рыбья спина, которая до войны продавалась в ленинградских магазинах, а всякая рыба, рыба вообще, даже такая крохотная и жалкая, как у старика на прутике.
Впрочем, обмен состоялся. Старик, не слезая с верблюда, запихнул пачку чая под свернутый в трубочку платок, которым был подпоясан его халат, и сразу потерял всякий интерес к поезду и проводнику. Глебу показалось даже, что на лице старика появилось выражение такого же скучающего равнодушия и даже презрения, которое так ясно читалось и на морде его верблюда.
А потом оба они, лениво-спокойные и величественные, не спеша стали уходить в степь, где на светлом уже горизонте выступили круглые шапки юрт.
«Вот это уже точно Азия»,— сказал про себя Глеб.
Он все еще стоял на вагонной площадке и смотрел на горизонт, на юрты, на превращающегося в точку старика на верблюде.
И колеса подхватили удобное для стука и повторения слово и четко стали выговаривать его: «А-зи-я», «А-зи-я», «А-зи-я».
И с каждым поворотом колеса все приближался Ташкент и новая жизнь — неизвестная, пугающе непонятная, имеющая только звонкое и красивое название — «Азия».
— Теплынь, не гляди, что декабрь, — сказал вдруг за спиной Базанова проводник. — А дальше еще теплее станет. Известное дело — Восток, просто восторг!
И Глеб подумал: «Здравствуй, Азия!»
— Почему вы не спите, товарищи?
— Мы давно спим, доктор.
— Свет. И я слышал ваш голос, Глеб Семенович.
— Больше не буду, ни за что.
— Уже одиннадцать. Я тушу. Можете принять снотворное. Вот вам по таблетке барбамила. — Врач выключил бра над обоими изголовьями и вышел, тихо прикрыв дверь.
Палата погрузилась в темноту, и только через застекленный верх двери лился голубоватый свет из коридора.
— Страшно? — спросил Зыбин, сосед по палате.
— Почему? — удивился Глеб, потом подумал и добавил: — Не знаю, странное какое-то ощущение.
— Мне вот первые дни очень страшно было. Пока светло — ничего, а как ночь — боюсь: вдруг засну и не проснусь. Всю войну прошел, за свою жизнь не боялся, а ведь молодая-то жизнь была. А теперь что? Под горку еду на вороных, а надо же — страх напал, колотит, как маленького. Сосед вот был на вашем месте — моего возраста мужик, все меня успокаивал: читай, говорит, Петрович, хоть всю ночь, мне свет не мешает, и лучше всего детективы, детективы особенно отвлекают. Или говорить давай о чем угодно, хоть биографию свою рассказывай. Не оставайся один на один со своими мыслями: изнервничаешься, а хуже этого ничего нет в нашем положении. И точно, помогло. Теперь вот я его эстафету принял и вас поучаю. А меня не будет, и вы действуйте в том же духе... Неудачно я выразился, конечно. Умирать я не собираюсь. Придет время — выпишут. Только жизнь ты наша, жистяночка! Что, переживаний было много? Не складывалось что, поди?
— Да нет, грех жаловаться. Жизнью я доволен. Внезапно как-то схватило. Не ждал, не гадал. И вот...
— Значит, на износ работали — оглянуться некогда.
— Некогда оглядываться было: время не то.
— Это как китайцы говорят: время позади нас, время впереди. Только с нами его нет.
— Пожалуй.
— Воевали? И ранены, поди, были?
— Случалось... Один раз — тяжело. Шалый снаряд, прилетел невесть откуда, разорвался метрах в десяти. Так, случайность.
— Понимаю, — постарался поддержать разговор Зыбин. — А дальше ?
— А дальше обычный путь: медсанбат, полевой госпиталь, железная дорога и тыл... Есть такой город Чебоксары, знаете? Там, в госпитале, я и провалялся более полугода, пока меня сшивали, штопали, ставили на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261