ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Там в мае сорок первого мы с Васей поженились, как он с действительной вернулся. В июне ему опять воевать, любовь мы и узнать не успели. Глазом не моргнули — вот он, немец. Самолеты летают, пушки палят, побегли мы с маткой в Ленинград. Нас сперва на Седьмую линию, на уплотнение вселили. Квартира большая, семей много, на кухне толчея, но люди ничего — душевные. Блокада началась, голод. Людей поменьшало: кто уехать успел,
кто помер. И матка моя пухнуть начала, ноги — колоды, легла — и не встать, а как-то заснула и померла в одночасье. Осталась я одна — девчонка. Ни вдова, ни мужнина жена, где мой Вася? Жив ли? Или в могиле лежит братской? — об этом и подумать страшусь. И тут, в счастливый миг, я за водой подалась на Неву. И встречаю там у проруби одну нашу, гатчинскую. Она меня и навела на Васю, он после госпиталя — рукой подать! — на Кировском в школе снайперов прохлаждался. Так мы с ним и встретились снова. Он у меня боевой. Медалей и крестов, как и у вас,— полна грудь, худо не подумайте. И пораненный весь, живого тела на нем ни капли нет. Зато, как поранят, бывало, отлежится и рапорт начальству: отпустите к жене на поправку, он ведь все на Ленфронте сражался — близко. Время трудное, а я все равно двух наследников ему выдала. Теперь вот, после Днепра, как вчистую приехал, опять свое бухтит: пока девку мне не сделаешь, не успокоюсь. Забеременела я, нас и переселили сюда. Могли бы и в другое место, конечно. Случай...
Анюта тараторила без умолку, не давая мужчинам и рта раскрыть, точно боясь, что Глеб сразу же начнет у них свое требовать. Она не жаловалась на жизнь, не прибеднялась, не прикрывалась детьми и калекой мужем. И Глебу это нравилось. В сущности, он и не знал, что требовать от них. Буфет? Коврик? Или какое-то другое имущество? Он рассказал о цели своего приезда, о том, что хочет узнать лишь о судьбе матери и брата. Но это не успокоило однорукого Васю и его жену. Глеб понимал, что свалился им как снег на голову и, чем скорее исчезнет, тем им будет лучше.
— Кто же живет с вами в этой квартире? — поинтересовался он.
Из старых жильцов осталась лишь тетя Даша. Она пережила блокаду, работает в трамвайном парке. Вчера была в ночной смене, сейчас придет с минуты на минуту. А еще двое пожилых с дочерью — из разбомбленного дома, переселенцы.
Тетя Даша! Гроза дома, неутомимая общественница, председатель товарищеского суда, непримиримый бабкин соперник — и на кухне, и во всем мире. Но почему вдруг она, всегда живущая «за спиной мужа, как у Христа за пазухой», как порой упрекала ее бабка,
трудится в трампарке? Наверное, и там руководит. Профсоюзный бог какой-нибудь, начальничек, думал Глеб.
И вот пришла тетя Даша. Была большая — или ему всегда казалась такой,— коротко стриженная, решительная и говорила, как рубила. А тут появилась старушка, худенькая, маленькая, хохолок суворовский седенький трясется. Сначала он и не узнал ее, и она его не узнала. А потом кинулась: «Глебушка, Глебушка! Живой!» Обняла, плачет, лепечет что-то.
Повела Глеба Дарья Никитична к себе, усадила, достала заветную чекушку водки, налила ему стакан, себе — на донышке. И заставила выпить за всех погибших и умерших. И стала рассказывать.
Бабка Глеба, Антонина Глебовна, первой в квартире умерла, и не только от голода — он еще только начинался, — а от преклонного возраста и от огорчения. Не могла примириться с тем, что немцев допустили до Питера. Ее и похоронить успели еще по-человечески. А в конце октября заявился к ним на квартиру старшина, друг брата Глеба — Олега. Они вместе отступали от границы, петом были в окружении у Вязьмы и обещали друг другу, если случится что худое, добраться в Ленинград или Горький и сообщить тяжелую весть семьям. Вот старшина и пришел рассказать, как Олег, смертельно раненный осколками мин, умирал у него на руках, как он похоронил его у развилки проселочных дорог и место пометил на карте. И карту эту старшина оставил.
— После этого очень сдала твоя мама, — рассказывала тетя Даша. — И от тебя писем нет, пропал без вести. Сидит, бывало, Ниночка, в одну точку смотрит, ко всему безучастная. Ослабела от голода. Ей эвакуироваться предлагают — из комсомольского батальона девушки приходили и из райсовета, а она — ни за что. Жив Глеб, говорит, а уеду я, и потеряемся мы. Потом вроде лучше ей стало. Тут уже март наступил, солнце, тепло... Как-то среди дня заглянула я к ней, она воду на буржуйке греет. Белье чистое приготовлено, светомаскировка с окон снята. Неужели помыться задумала? Что ж, дело это стоящее. При дистрофии ведь что, Глеб, главное было? Не лежать, делом хоть каким пустячным заняться. А баня вообще дело святое, хоть
и трудное: мы по четыре-пять месяцев не мылись. Где воды взять, где дров напасешься, да и как мыться на холоде? — только грязь размазывать. Ниночка мне и отвечает, спокойно так, серьезно: «Глеб сегодня приедет. К встрече готовлюсь». Удивилась я: неужели весточку получила? «Письмо от него боец приносил».— «Чего-то я этого бойца не видела?» —«Так он и не заходил. Торопился, записку в дверь сунул и ушел».
Поняла я: все это она выдумала. Поняла, но виду не показываю. Взяла ее карточки — в тот день моя очередь была хлеб выкупать: мы с Ниночкой по очереди в булочную ходили, со дня на день прибавка ожидалась, вперед хлеб невыгодно было брать — и ушла. Долго, правда, я отсутствовала. Вернулась, хлеб несу, а она мертвая. Печка прогорела, вода еще теплая, нетронутая. И белье лежит рядом приготовленное. Не успела Ниночка моя ни помыться, ни переодеться. И лицо у нее спокойное и довольное, точно спит. Так я и подумала в первую минуту. Подошла, склонилась, а она холодная — отмучилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261
кто помер. И матка моя пухнуть начала, ноги — колоды, легла — и не встать, а как-то заснула и померла в одночасье. Осталась я одна — девчонка. Ни вдова, ни мужнина жена, где мой Вася? Жив ли? Или в могиле лежит братской? — об этом и подумать страшусь. И тут, в счастливый миг, я за водой подалась на Неву. И встречаю там у проруби одну нашу, гатчинскую. Она меня и навела на Васю, он после госпиталя — рукой подать! — на Кировском в школе снайперов прохлаждался. Так мы с ним и встретились снова. Он у меня боевой. Медалей и крестов, как и у вас,— полна грудь, худо не подумайте. И пораненный весь, живого тела на нем ни капли нет. Зато, как поранят, бывало, отлежится и рапорт начальству: отпустите к жене на поправку, он ведь все на Ленфронте сражался — близко. Время трудное, а я все равно двух наследников ему выдала. Теперь вот, после Днепра, как вчистую приехал, опять свое бухтит: пока девку мне не сделаешь, не успокоюсь. Забеременела я, нас и переселили сюда. Могли бы и в другое место, конечно. Случай...
Анюта тараторила без умолку, не давая мужчинам и рта раскрыть, точно боясь, что Глеб сразу же начнет у них свое требовать. Она не жаловалась на жизнь, не прибеднялась, не прикрывалась детьми и калекой мужем. И Глебу это нравилось. В сущности, он и не знал, что требовать от них. Буфет? Коврик? Или какое-то другое имущество? Он рассказал о цели своего приезда, о том, что хочет узнать лишь о судьбе матери и брата. Но это не успокоило однорукого Васю и его жену. Глеб понимал, что свалился им как снег на голову и, чем скорее исчезнет, тем им будет лучше.
— Кто же живет с вами в этой квартире? — поинтересовался он.
Из старых жильцов осталась лишь тетя Даша. Она пережила блокаду, работает в трамвайном парке. Вчера была в ночной смене, сейчас придет с минуты на минуту. А еще двое пожилых с дочерью — из разбомбленного дома, переселенцы.
Тетя Даша! Гроза дома, неутомимая общественница, председатель товарищеского суда, непримиримый бабкин соперник — и на кухне, и во всем мире. Но почему вдруг она, всегда живущая «за спиной мужа, как у Христа за пазухой», как порой упрекала ее бабка,
трудится в трампарке? Наверное, и там руководит. Профсоюзный бог какой-нибудь, начальничек, думал Глеб.
И вот пришла тетя Даша. Была большая — или ему всегда казалась такой,— коротко стриженная, решительная и говорила, как рубила. А тут появилась старушка, худенькая, маленькая, хохолок суворовский седенький трясется. Сначала он и не узнал ее, и она его не узнала. А потом кинулась: «Глебушка, Глебушка! Живой!» Обняла, плачет, лепечет что-то.
Повела Глеба Дарья Никитична к себе, усадила, достала заветную чекушку водки, налила ему стакан, себе — на донышке. И заставила выпить за всех погибших и умерших. И стала рассказывать.
Бабка Глеба, Антонина Глебовна, первой в квартире умерла, и не только от голода — он еще только начинался, — а от преклонного возраста и от огорчения. Не могла примириться с тем, что немцев допустили до Питера. Ее и похоронить успели еще по-человечески. А в конце октября заявился к ним на квартиру старшина, друг брата Глеба — Олега. Они вместе отступали от границы, петом были в окружении у Вязьмы и обещали друг другу, если случится что худое, добраться в Ленинград или Горький и сообщить тяжелую весть семьям. Вот старшина и пришел рассказать, как Олег, смертельно раненный осколками мин, умирал у него на руках, как он похоронил его у развилки проселочных дорог и место пометил на карте. И карту эту старшина оставил.
— После этого очень сдала твоя мама, — рассказывала тетя Даша. — И от тебя писем нет, пропал без вести. Сидит, бывало, Ниночка, в одну точку смотрит, ко всему безучастная. Ослабела от голода. Ей эвакуироваться предлагают — из комсомольского батальона девушки приходили и из райсовета, а она — ни за что. Жив Глеб, говорит, а уеду я, и потеряемся мы. Потом вроде лучше ей стало. Тут уже март наступил, солнце, тепло... Как-то среди дня заглянула я к ней, она воду на буржуйке греет. Белье чистое приготовлено, светомаскировка с окон снята. Неужели помыться задумала? Что ж, дело это стоящее. При дистрофии ведь что, Глеб, главное было? Не лежать, делом хоть каким пустячным заняться. А баня вообще дело святое, хоть
и трудное: мы по четыре-пять месяцев не мылись. Где воды взять, где дров напасешься, да и как мыться на холоде? — только грязь размазывать. Ниночка мне и отвечает, спокойно так, серьезно: «Глеб сегодня приедет. К встрече готовлюсь». Удивилась я: неужели весточку получила? «Письмо от него боец приносил».— «Чего-то я этого бойца не видела?» —«Так он и не заходил. Торопился, записку в дверь сунул и ушел».
Поняла я: все это она выдумала. Поняла, но виду не показываю. Взяла ее карточки — в тот день моя очередь была хлеб выкупать: мы с Ниночкой по очереди в булочную ходили, со дня на день прибавка ожидалась, вперед хлеб невыгодно было брать — и ушла. Долго, правда, я отсутствовала. Вернулась, хлеб несу, а она мертвая. Печка прогорела, вода еще теплая, нетронутая. И белье лежит рядом приготовленное. Не успела Ниночка моя ни помыться, ни переодеться. И лицо у нее спокойное и довольное, точно спит. Так я и подумала в первую минуту. Подошла, склонилась, а она холодная — отмучилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261