Где похоронили, не спрашивай. Похоронили, как всех тогда хоронили... Обмыла я ее сама, в простынки новые завернула, на саночки положила, а вот на Серафимовское, в последний путь, не проводила — нет, и врать тут нечего, прости: сил у меня не было, хлеб свой и ее выкупленный, правда, отдала, а идти сил не было — прости, Глебушка. Сама была дистрофиком по первому разряду. В сорок третьем только и поняла, что жить осталась...
Глеб сказал, что получил однажды письмо от своей соученицы Светланы Борусевич. Она писала, что мама эвакуировалась. А позднее, в ответ на официальный запрос из госпиталя, где он лежал, райсовет подтвердил это и сообщил, что их дом разрушен.
Тетя Даша, отвернувшись, долго терла заплаканные глаза, делая вид, что прибирает на столе, — не хотела показать своей слабости. Потом села, пригорюнилась, будто не слышала его слов, и ему пришлось повторить их. И тогда она сказала:
— Все ошибаются, и райсоветы ошибаются, и ваше военное командование ошибалось. Мне вот на моего Петра Никифоровича в сорок первом с фронта похоронка пришла, а он в сорок втором собственной персо-
ной в отпуск на пять дней пожаловал. А уж лучше бы и не приезжал, и меня бы не разыскивал: на моих глазах, можно сказать, и погиб от снаряда у Сенной — дернула нас нелегкая в момент обстрела там оказаться...
Глеб хорошо помнил Петра Никифоровича — высоченного, поджарого и, в противоположность жене, очень молчаливого. Как многие высокие люди, он сутулился, на маленькой голове смешно топорщились стриженные ежиком волосы. Петр Никифорович работал начальником цеха на заводе имени Котлякова и в первый же день войны ушел в народное ополчение со своими заводскими.
— Наведывалась тут к тебе, уже после смерти матери, девушка одна, светленькая, — продолжала тетя Даша. — Узнала про наши новости, опечалилась, спрашивает: как же тебе об этом сообщить? Я ей и посоветовала: соври, что эвакуировалась мать, а про Олега вообще ничего не пиши — сейчас добрая ложь лучше злой правды. Глеб, мол, далеко, чем поможет? Пусть он об этом после войны узнает, если сам жив останется. А убьют — такова судьба, уйдет в неведении, ему и помирать легче будет. Рассердилась она на меня, зачем я правду-матку в глаза режу, слов красивых не произношу. И ушла. Больше ее и не встречала с тех пор.
Порасспросила тетка Даша Глеба и о его планах. И, признаться, не одобрила их. Зачем в неведомый Ташкент, на край света, забираться? Здесь и дом, и кров. Комнату по закону отсудить можно, и вещи соседи отдадут, люди они неплохие, сами горя вдосталь хлебнули, поймут. И в Ленинграде учиться можно, Горный институт рядом. В Ташкенте что? Ни кола ни двора, среди чужих людей начинать придется, а кто там хоть и проживает? — узбеки, киргизы, — разве поймут они тебя, если война их, поди, лишь краем задела?
Глеб как мог объяснил тете Даше, что это не так. Она согласилась вроде бы, но продолжала настаивать, а исчерпав все доводы, как-то сникла и сказала устало:
— Давай поживи, осмотрись. Потом поговорим, а сейчас я спать должна. Мне всю неделю в ночную. Ночью тяжело, ноги отказывают, да и расстроилась я с тобой.
Оказалось, работает в трампарке револьверщицей. А он-то думал — профсоюзный руководитель...
Утром Глеб пошел в школу. Но их школы не существовало уже три года — она была уничтожена прямым попаданием полутонной бомбы. В роно ему объяснили: выдадут справку об окончании десятилетки, если он представит свидетельства трех соучеников или двух педагогов, подтверждающих этот факт. Глеб двинулся по старым адресам. И это было как поход по кладбищу, среди могил и памятников, на которых написаны имена и фамилии дорогих сердцу людей.
Особенно тяжки были встречи с родителями друзей, пережившими своих сыновей. С матерью комсорга класса Анастасией Сергеевной Костроминой — ее сын Толя, которого звали математическим мозгом школы, погиб в Восточной Пруссии; с матерью и отцом Сашки Егорова, который был первой перчаткой Васильевского острова и необузданным филателистом и тоже погиб. Глеба всюду встречали как самого дорогого и желанного гостя, старались хоть чем-то накормить, обласкать. Но он чувствовал себя прескверно: ему казалось, он виноват, что уцелел...
В нескольких квартирах ему открывали незнакомые люди, которые ничего не могли сказать о прежних жильцах.
И вот, наконец, Глеб нашел Витьку Чернина. В классе он считался «гогочкой», маменькиным сынком.. Чернины до войны жили в отдельной квартире, с домработницей. Витькин отец был известным географом, плавал на «Седове» и «Челюскине», был награжден орденом. Витька — слабый, близорукий, но заносчивый — был единственным сыном, но, как вся мужская половина их 10-го «А», и он пошел на фронт добровольцем.
И вот теперь Глеб пришел к Черникым, в их прежнюю квартиру, которая всегда казалась ему огромной и таинственной. И старая домработница, как прежде, провела его в кабинет. Витька, ничуть не изменившийся, такой же «глиста в обмороке», как они звали его, сидел за отцовским столом и занимался пустячным каким-то делом. Конверты клеил, что ли.
Они обменялись рукопожатием, будто расстались вчера, а потом все же обнялись. Это сделал Глеб,а Витька лишь чуть потянулся к нему навстречу. Глеб готов был обидеться и уже обиделся про себя, — подумаешь, генерал! — но, обняв Витьку, удивился странной легкости его тела и какой-то пустоте, незаполненности кресла, в котором тот находился. Чернин похлопал его по плечу, на глазах у него были слезы. И тут Глеб не увидел, а скорее сообразил, что у него нет обеих ног. Да, Витька Чернин вернулся домой безногим. Он был телефонистом, тянул связь и подорвался на мине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261