ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
.. .
А спустя примерно месяц гвардеец-шофер проехал мимо Базанова и окликнул его. И тут же, за перекрестком, затормозил, выскочил и подбежал к Глебу.
— Получил должок? — спросил он, ухмыляясь.
— О чем ты? — не понял Глеб.
— О тридцатке, что дружок твой для тебя взял и меня еще пристыдил. А чего меня стыдить, я ведь и сам брать не хотел.
— Ничего не получил, — Глеб растерянно пожал плечами.
— Вот сука, — рассердился шофер. — По крохам сшибает, мелочится, а ты такого другом считаешь. Надеялся, в другом городе — не встретимся. Ну, я понесся — некогда! Отбери тридцатку! — и побежал к машине...
Глеб долго думал: рассказывать или не рассказывать о случившемся Ануш, и рассказал все же. На нее это не произвело впечатления: «Подумаешь, сумма, забыл просто». И Леонид был, как обычно, приветлив и весел, когда принес тридцатку, извинился, что запамятовал и не сделал это своевременно.
После защиты диплома Ануш они поженились, и Леонид Савин переехал в дом на Пушкинскую. Ануш поступила в Институт языка и литературы Академии наук младшим научным сотрудником помог муж и
память о старом Пирадове (Ануш оставила себе девичью фамилию). Савин готовил кандидатскую. Молодожены с головой ушли в науку. Глеб теперь редко бывал на Пушкинской. Да и в Ташкенте появлялся нечасто: к тому времени и он стал дипломированным специалистом, бродягой геологом...
— Нет, Лев Михайлович, ваш план мне не подходит,— сказал врачу Базанов.— Даю встречный: так нас воспитали. Во избежание пролежней я вчера сел.
Воловик презрительно сощурился, почесал за ухом — была у него такая привычка чесать за ухом в сомнительных случаях.
— Да, да, сел, — повторил Глеб, повернулся на бок, подтянул колени и сел. — Заметьте, по всем правилам сел, на выдохе. Завтра начинаю делать легкую гимнастику, а через десять дней встаю. Потом три шага по палате, потом пять, десять, двадцать — на это уйдет еще неделя. Затем легкий променаж до клозета.
— Клозет -исключается, — поспешно вставил Воловик. — Только умывальник. И через три недели, если все пойдет нормально.
— Не надо торговаться, как любил говорить мой приятель, тоже врач по происхождению. Через десять дней выход в свет — в клозет и умывальник. Ваш тазик, утка и прочая отсталая техника меня гробят. Через месяц вы меня выписываете.
— На радостях вы устраиваете отвальную?
— Устраиваю, Лев Михайлович, устраиваю.
— Мы выпиваем, и ваша отвальная превращается в поминки. Радужные перспективы, а? — Воловик повернулся к Зыбину. — Как вам нравится мой любимый пациент? Не золото?
Зыбин повел длинным хрящеватым носом и хмыкнул. Ему нравился Базанов, его чуть-чуть ироническое к себе отношение, цепкая жизненная сила, позволяющая, как видно, всегда вставать на ноги. За время своей болезни и пребывания в трех клиниках Зыбин знал всяких инфарктников. Базанов поражал его твердой уверенностью, что раньше положенного срока он выпишется, вернется в свою геологическую партию
и все будет как прежде. И было это не недомыслие, не незнание. Зыбин понимал, чувствовал своим обостренным чутьем газетчика, повидавшего разных людей: Базанов — сильный мужик, способный, даже если у него и не будет все как прежде, сделать вид, что все как прежде, не показать, что ему худо, что у него рваное сердце. И так будет до тех пор, пока он не упадет снова. Нет силы изменить его, остеречь. Теперь придумал вот ускоренный план выздоровления, начертил поденный график, приколол к стене. Беспокоится, как у него там в Солнечном. Ему кажется, без него остановилось все.
— За кого вы меня принимаете, доктор? — спросил Глеб.
— Инфарктник вы, за кого же мне вас принимать. Теперь, увы, до конца дней надо быть осторожным. Чуть что — зовите врача и берите больничный. Скажите ему, Андрей Петрович, вы же бывалый, с опытом, помогите мне.
— Все точно, Лев Михайлович, — согласился Зыбин, и его узкое подвижное лицо стало суровым и замкнутым. — И жить зачем? В парную — не моги, стопка водки заказана, коньяк пипеткой в глаз до окосения, и то лишь с лечебными целями. Вот они, радости, — подруга наша, — он усмехнулся и, подмигнув Базанову, достал из-под кровати белую эмалированную утку, постучал ею об пол. — Да косорыловка, — брякнул пузырьком валокардина о тумбочку. — Лежим голые, беззащитные перед вами, дорогие лекари, и думаем: как жить дальше? Все мы — пылинки в солнечном луче.
— Чепуха! — Глеб опять сел. — Надо делать свое дело. Быстрее, чем раньше, — и все! Болтовня о том, что может случиться, разъедает душу и парализует руки. А они нужны государству.
— Не каждый сможет вернуться к своей профессии, — вздохнул Воловик.
— Я должен, доктор. Я — геолог, а больше я ничего не умею и не хочу уметь.
— Придется — сердце научит, не захотите — велит, — вставил Зыбин.
— Ах, Андрей Петрович, Андрей Петрович! Инженеры душ человеческих! Все горите на кострах эмоций.
И поучаете. Ну зачем меня поучать: я нормальный, естественный человек. Наше время такое. Каждый должен оценить себя, поставить перед собой ряд задач и идти к ним несмотря ни на что.
— Жаль, что, создавая нас, бог не создал запасных частей.
— Вы наваливаетесь сообща — это против правил. Просто, как говорит мой приемный отец Тиша: мудрый требует все от себя, ничтожный — все от других. Зачем попусту молотить солому: у каждого своя жизнь, второй — одинаковой — нет. И формулы общей нет.
— Нужна, как минимум, разумная осторожность.
— С этим я согласен.
— Мы, сердечники, — как саперы, ошибаемся один раз.
— И тут есть доля сермяги. Но и не все саперы погибли. И потом, если главная задача — выжить, то и жить не стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261
А спустя примерно месяц гвардеец-шофер проехал мимо Базанова и окликнул его. И тут же, за перекрестком, затормозил, выскочил и подбежал к Глебу.
— Получил должок? — спросил он, ухмыляясь.
— О чем ты? — не понял Глеб.
— О тридцатке, что дружок твой для тебя взял и меня еще пристыдил. А чего меня стыдить, я ведь и сам брать не хотел.
— Ничего не получил, — Глеб растерянно пожал плечами.
— Вот сука, — рассердился шофер. — По крохам сшибает, мелочится, а ты такого другом считаешь. Надеялся, в другом городе — не встретимся. Ну, я понесся — некогда! Отбери тридцатку! — и побежал к машине...
Глеб долго думал: рассказывать или не рассказывать о случившемся Ануш, и рассказал все же. На нее это не произвело впечатления: «Подумаешь, сумма, забыл просто». И Леонид был, как обычно, приветлив и весел, когда принес тридцатку, извинился, что запамятовал и не сделал это своевременно.
После защиты диплома Ануш они поженились, и Леонид Савин переехал в дом на Пушкинскую. Ануш поступила в Институт языка и литературы Академии наук младшим научным сотрудником помог муж и
память о старом Пирадове (Ануш оставила себе девичью фамилию). Савин готовил кандидатскую. Молодожены с головой ушли в науку. Глеб теперь редко бывал на Пушкинской. Да и в Ташкенте появлялся нечасто: к тому времени и он стал дипломированным специалистом, бродягой геологом...
— Нет, Лев Михайлович, ваш план мне не подходит,— сказал врачу Базанов.— Даю встречный: так нас воспитали. Во избежание пролежней я вчера сел.
Воловик презрительно сощурился, почесал за ухом — была у него такая привычка чесать за ухом в сомнительных случаях.
— Да, да, сел, — повторил Глеб, повернулся на бок, подтянул колени и сел. — Заметьте, по всем правилам сел, на выдохе. Завтра начинаю делать легкую гимнастику, а через десять дней встаю. Потом три шага по палате, потом пять, десять, двадцать — на это уйдет еще неделя. Затем легкий променаж до клозета.
— Клозет -исключается, — поспешно вставил Воловик. — Только умывальник. И через три недели, если все пойдет нормально.
— Не надо торговаться, как любил говорить мой приятель, тоже врач по происхождению. Через десять дней выход в свет — в клозет и умывальник. Ваш тазик, утка и прочая отсталая техника меня гробят. Через месяц вы меня выписываете.
— На радостях вы устраиваете отвальную?
— Устраиваю, Лев Михайлович, устраиваю.
— Мы выпиваем, и ваша отвальная превращается в поминки. Радужные перспективы, а? — Воловик повернулся к Зыбину. — Как вам нравится мой любимый пациент? Не золото?
Зыбин повел длинным хрящеватым носом и хмыкнул. Ему нравился Базанов, его чуть-чуть ироническое к себе отношение, цепкая жизненная сила, позволяющая, как видно, всегда вставать на ноги. За время своей болезни и пребывания в трех клиниках Зыбин знал всяких инфарктников. Базанов поражал его твердой уверенностью, что раньше положенного срока он выпишется, вернется в свою геологическую партию
и все будет как прежде. И было это не недомыслие, не незнание. Зыбин понимал, чувствовал своим обостренным чутьем газетчика, повидавшего разных людей: Базанов — сильный мужик, способный, даже если у него и не будет все как прежде, сделать вид, что все как прежде, не показать, что ему худо, что у него рваное сердце. И так будет до тех пор, пока он не упадет снова. Нет силы изменить его, остеречь. Теперь придумал вот ускоренный план выздоровления, начертил поденный график, приколол к стене. Беспокоится, как у него там в Солнечном. Ему кажется, без него остановилось все.
— За кого вы меня принимаете, доктор? — спросил Глеб.
— Инфарктник вы, за кого же мне вас принимать. Теперь, увы, до конца дней надо быть осторожным. Чуть что — зовите врача и берите больничный. Скажите ему, Андрей Петрович, вы же бывалый, с опытом, помогите мне.
— Все точно, Лев Михайлович, — согласился Зыбин, и его узкое подвижное лицо стало суровым и замкнутым. — И жить зачем? В парную — не моги, стопка водки заказана, коньяк пипеткой в глаз до окосения, и то лишь с лечебными целями. Вот они, радости, — подруга наша, — он усмехнулся и, подмигнув Базанову, достал из-под кровати белую эмалированную утку, постучал ею об пол. — Да косорыловка, — брякнул пузырьком валокардина о тумбочку. — Лежим голые, беззащитные перед вами, дорогие лекари, и думаем: как жить дальше? Все мы — пылинки в солнечном луче.
— Чепуха! — Глеб опять сел. — Надо делать свое дело. Быстрее, чем раньше, — и все! Болтовня о том, что может случиться, разъедает душу и парализует руки. А они нужны государству.
— Не каждый сможет вернуться к своей профессии, — вздохнул Воловик.
— Я должен, доктор. Я — геолог, а больше я ничего не умею и не хочу уметь.
— Придется — сердце научит, не захотите — велит, — вставил Зыбин.
— Ах, Андрей Петрович, Андрей Петрович! Инженеры душ человеческих! Все горите на кострах эмоций.
И поучаете. Ну зачем меня поучать: я нормальный, естественный человек. Наше время такое. Каждый должен оценить себя, поставить перед собой ряд задач и идти к ним несмотря ни на что.
— Жаль, что, создавая нас, бог не создал запасных частей.
— Вы наваливаетесь сообща — это против правил. Просто, как говорит мой приемный отец Тиша: мудрый требует все от себя, ничтожный — все от других. Зачем попусту молотить солому: у каждого своя жизнь, второй — одинаковой — нет. И формулы общей нет.
— Нужна, как минимум, разумная осторожность.
— С этим я согласен.
— Мы, сердечники, — как саперы, ошибаемся один раз.
— И тут есть доля сермяги. Но и не все саперы погибли. И потом, если главная задача — выжить, то и жить не стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261