При этом он напоминает скорее ветеринара, занятого животным, чем единственного в округе человека, который знает паровой котел как свои пять пальцев.
Сейчас самое время разжигать топку. Когда-то это было обязанностью ученика или подручного; но где сейчас сыщешь себе подмастерья, если в колхозе так мало народу, что страх берет, когда подумаешь, как обойдется с обмолотом. По крайней мере половина хуторов Тухакопли пусты или в них коротает век какая-нибудь старушенция. Но жизнь продолжается, нужно работать, и жалобы ничего не дают.
Эльмару не попадается на глаза ничего горючего. Горючего, правда, здесь достаточно, но пока нет надобности жечь постройки хутора.
Машинист подходит к загородке, к которой прислонен велосипед, и вынимает из мешочка «Крестьянскую газету», в которую был завернут хлеб на обед. Итак, по крайней мере есть чем разжечь топку. Главное — запалить, а там найдутся и какие-нибудь дрова. Эльмар беспомощно оглядывается. Загородка у двора сухая от солнца и ветра, она будет гореть как порох. Но совесть не позволяет ломать то, что с любовью сделано другим человеком. А вдруг Таавет вернется — кто знает, как еще все пойдет, еще окажешься в дураках.
Эльмар, помрачнев, садится на ящик с инструментом. Не его же вина, если вовремя, когда придут люди, не будет поднят пар. Где ему взять эти чертовы дрова? Ничего-то не сделать вовремя, все разболтано: начало колхозной жизни.
Жизнь эта еще всем чужда и непривычна, да и старания тоже недостает. Но все же хлеба надо обмолотить. Где это видано, чтобы ржаные бабки торчали в поле под снегом.
Ничего не остается, как одолеть неловкость и стыд и идти ломать чужой забор, как какому-нибудь дикарю, у которого нет ни малейшего уважения к соседу. Председатель, правда, пробормотал что-то, уходя, о том, что надо бы оглядеться, но кто его поймет — он таков, как есть. Эльмар подходит к забору, задумчиво и медлительно оглядываясь, будто боится хозяина. Нда, этакое дело он творит впервые в жизни. Совесть его чутка, хотя здоровье уже не столь важнецкое.
Он еще раз робко оглядывается и затем ломает первую дощечку. Целую охапку дров наламывает он из изгороди, и это не его вина. Загородку поставил Таавет лет двадцать тому назад, да, это было, пожалуй, в ту осень, когда обру шился мост в Кяревере. Тогда он был энергичным хозяином и вовсю старался обновить и перестроить хутор. О, у этого человека было много планов, он мечтал о новом большом фруктовом саде, о доме с мансардой, о мелиорации и о многом другом. Большая часть мечтаний так и осталась в мечтах, как это бывает у любого человека. А потом умерла жена, и это перечеркнуло многие планы. А высушенные ветром и солнцем дощечки из забора в самом деле горят хорошо, ярким, пахучим пламенем.
Труба парового котла дымит, и это вносит в хмурый осенний день что-то домашнее.
Появляется первый человек. С вилами на плече, Вильма Нурме останавливается посреди безлюдного двора и с упреком смотрит на молотилку и котел. Эльмар не замечает ее прихода, он возится с приводом решета.
— Тихо, как в доме отдыха,— насмешливо говорит девушка.
— Работать надо, — отвечает наобум Эльмар.
Разговаривая с Вильмой, он никак не может найти нужного тона, поэтому их разговоры всегда острее и резче, чем надо. Машинист считает, что девчонка слишком задириста, и он сам старается журить и поучать ее, но это выходит глупо. Раза два он даже пытался представить ее своей снохой, но нашел, что она растеряха. Эльмару была бы больше по душе сноха нравом посговорчивее и потише,— конечно, если бы вернулись с войны сыновья. Сейчас это просто никчемная мысль, и все.
— «Работать, работать»,— передразнивает Вильма. — Ты все пыхтишь, как твой паровой котел. Подумаешь, работа — пора копать картошку, а тут молоти рожь.
— Чего и говорить,— замечает Эльмар.— Конечно, все запоздало, да что поделаешь... Таавета Анилуйка надо было бы председателем поставить, у него вроде бы больше уменья руководить.
— Нынешний председатель тоже ничего,— выпаливает Вильма, и разговор обрывается.
Эльмар занят своими решетами. Вильма греется на солнышке, порой подбрасывает рейки от забора в печь и смотрит, как языки пламени лижут сухую, выцветшую древесину. Девушка пришла слишком рано, и теперь ей надо как-то убить время. Ее смешит старик Лузиксепп — своими шибко серьезными и важными словами. «Работать надо»,— передразнивает она его мысленно.
Туман уже совсем рассеялся, кругом промозгло и хмуро, вряд ли можно надеяться сегодня на сухую погоду. Не приносит перемены в погоде и молодой председатель, который подымается в гору с лошадью. Парень сидит в телеге на дровах, и планшет болтается у него на шее, как встарь котомка с едой у барщинника. Новое поколение, со своими правами и обязанностями, берется переустраивать лицо земли. Кто скажет, что и их замыслы не останутся большей частью лишь устаревшими, прекраснодушными мечтами? Много ли они посадят деревьев, убьют гадюк и вырастят сыновей — это увидим потом. Поначалу Арво Сааремяги ничего не построил, не посадил и не вырастил. Он с судорожной старательностью руководит колхозом, у которого нет своей печати, нет даже бригадира. Весной бригадир был, но перед яновым днем заболел грудью, и теперь председатель сам вместо него,— кого из стариков назначишь на эту должность?
Арво останавливает лошадь у котла, угрюмо спрыгивает на землю и говорит, кивая на воз:
— Школьные дрова... Да и где ж их было брать... Зимой напилим, вернем.
Эльмар оценивающе смотрит на воз.
— Сырая осина,— ворчит он.— Толку от нее не очень... Изгородь Анилуйка горит гораздо лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54