Лучше держаться поближе к сестре, к ее ритмичному дыханию, не знающему сомнений голосу.
— Сколько дней с таким пальцем ходишь, герой? — Наримантас понюхал палец, запах: ему не понравился. — Думал, пустяк? Ха! — хмыкнул отец, передразнивая его, Ригаса. Плечи парня вздрогнули. — Не слыхал, какие последствия бывают от таких пустяков?
— Доктор!.. — Нямуните укоризненно глянула на Наримантаса, потом перевела взгляд на Ригаса, несколько побледневшего при электрическом свете, отец щелкнул выключателем, пробубнив, что темно, и уже не женским, а хлынувшим откуда-то из глубины материнским чутьем поняла Нямуните незащищенность юноши. Ни вызывающий, свидетельствующий якобы о всезнании вид, ни мужественность, словно бы зачеркивающая юность, ни, наконец, наглый взгляд сводника, которым он еще недавно связывал в одно целое ее и Наримантаса, ничто не помогало сейчас ему — в глазах только ужас, страшно боится крови, особенно собственной, и эта слабость непонятным образом делает его похожим на отца, не терпящего беспорядка и расхлябанности... Однако отец не в силах обуздать сына и виноват в этой позорной — а может, вовсе и не позорной? — трусости. Хотя где и когда провинился Наримантас? Где и когда провинилась я перед тем, с татуировкой на груди? Клянется, что с ума сходит, так дико боится одиночества, что и на смерть ему наплевать...
— Что же будем делать, сестра?
Нерешительность отца немедленно передалась сыну, кажется, отпустишь руку, и забьется он, неуправляемый, в истерике.
— Действительно, что? — Ирония Нямуните отрезвила Наримантаса, он понял не только эту свою ошибку, но и целую цепочку прежних. — Может, хотите дождаться, пока у вашего мальчика начнется панарициум?
— Что она сказала? Какой такой панариц?.. — забормотал, едва не теряя сознание, Ригас.
— Сгущаете, сестра! — Наримантас прекрасно знал, что следует делать, руки его потянулись к инструментам. — А у вас, коллега Рекус, какое мнение?
— Сестра Нямуните права. Если доверяете мне, я немедленно...
— Делайте что хотите. — Наримантас отвернулся к окну, распахнул его, вновь закрыл.
— Извините, доктор Рекус, — глаза Нямуните холодно блеснули, предупреждая, что возражать не следует. — Не сердитесь, пожалуйста. Я вас уважаю, но... Доктор Жардас работал в этой области... Пригласите его, хорошо?
— Что со мной собираются делать? — дрожащими губами лепетал Ригас, вцепившись в халат Нямуните. Она легко высвободилась, не отталкивая его, от сестры веяло спокойствием и терпеливой силой.
— Ничего плохого тебе не сделаем. — Она говорила ему "ты". — Раз-два — и будешь здоров.
— Я должен знать... мне... Не позволю отрезать!
— Так мы ждем, доктор! — поторопила Нямуните Рекуса. Ригаса она уговаривала ласково, как ребенка. — Хорошо, хорошо, не будем. Ничего плохого делать тебе не будем.
— Из-за такой ерунды шум?
От появления Жардаса, от его громкого голоса в перевязочной стало как-то тесновато. Наримантас покосился на него, будто впервые видел, и снова отвернулся к окну.
В сильных, поросших рыжими волосками руках блеснул ланцет, брызнул гной, и операция, продолжавшаяся минуту, закончилась.
— Разок-другой промоем, и сможешь жениться, парень, — по своему обыкновению не очень изобретательно пошутил Жардас.
— А... сустава не надо будет... удалять? — Ригас никак не мог совладать с непослушными губами, ужас уполз в угол вслед за полетевшим туда комком марли, но не вернется ли он назад, разбухнув в темноте? Операция не всегда все кончает... Разве не так случилось с этим пресловутым отцовским Казюкена- сом?
— Ну, что ты! — погладила его по плечу Нямуните, закончив перевязку и обрезая бинт.
— Скажи спасибо сестре и коллегам! — торжественно провозгласил Наримантас, словно это была не минутная процедура, а значительная, серьезная операция и они, без слов перебрасываясь взглядами, радуются удаче. Бодрым, немного виноватым голосом извинился, что сам не проявил достаточной решимости.
— Из всех благодарностей признаю только сто граммов! И необязательно из хрустальной рюмки! — шумел Жардас. — Плеснули бы, то ли, спиртика, Касте? Ах да, все забываю, что вы враг алкоголя!
— Устаревшая информация, доктор Жардас! — Нямуните вздернула подбородок — она целила в Наримантаса, которому всего несколько минут назад сочувствовала и которого старалась уберечь от потрясения.
— Тем лучше! Тем лучше! И сама пригубишь Касте?
— Пожалуйста, только без меня!
— Оставь-ка нашу сестру в покое, дружок! — Наримантас шутливо погрозил Жардасу.
— Не беспокойтесь обо мне, доктор, — возразила Нямуните — доброе согласие кончилось. — Ваша опека нужна более молодым!
— Ну, Ригас, беги домой. — Наримантаса вдруг охватила усталость, сковала с головы до ног, словно после выстраданной, но не оправдавшей надежд операции. Он втянул голову в плечи, сгорбился, а Ригас, наоборот, распрямился и расцвел на глазах, как обильно политое деревце. Ему не хотелось уходить. Оправившись от страха, перебирал в памяти детали. Еще немного, и принялся бы бросать провоцирующие взгляды, ведь это не его гладила Нямуните по плечу — Наримантаса! Ее забота о нем — плохо замаскированная любовь к отцу, к его плечу она при посторонних-то и прикоснуться не осмеливается! Разве не так? Что-то, пока находился он здесь, сдвинулось в их отношениях, может, пригасло, а может, наоборот, вновь затлело — он не разобрался в этом, и неясность омрачала радость оттого, что крепкому его телу больше не угрожает распад. Ригас не сомневался: так или иначе, а сумел обмануть сыгравшее с ним шутку время;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160