У одних они исчисляются двумя — тремя минутами, у других — десятью — пятнадцатью. Есть гейзеры, которые извергаются через четыре — пять часов. Остывая, вода выделяет гейзерит, образующий вокруг бассейна красивые по форме и цвету отложения. Есть гейзер, который назван Сахарным, потому что отлагает белый, как сахар рафинад, гейзерит.
— Как обед? — спросила Варя, убирая со стола.
После купания в озере она стала той самой озорной девушкой с синими глазами, с которой Данила встретился на заимке Кречетова. У Вари исчезли тени под глазами,
порозовели щеки. Сейчас, когда она хозяйничает, в избушке как будто стало светлей. «Вот бы остаться тут жить», — подумал Данила и засмеялся — мысль показалась нелепой.
— Что с вами? — спросила Варя, скользнув по нему быстрым взглядом.
— Да так, — мотнул он головой. — После такого роскошного обеда не мешало бы выкурить папироску. Но где ее возьмешь?
Варя молча положила перед ним непочатую пачку махорки.
— Мечта холостяка, — улыбнулся Данила.
— Махорка?
— Все, — Данила обвел избушку взглядом. — И обед, и махорка, и вы... В институте у меня был друг. Он любил эту фразу. И рюмка хорошего вина, и хорошенькая девушка, и пачка сигарет, когда израсходована последняя копейка стипендии, — все для него — мечта холостяка.
Варя, глядя в маленькое зеркальце, причесывалась, откидывая назад голову. Черный свитер обтягивал гибкое тело с тугой грудью.
Забыв о табаке, Данила подошел и привлек ее к себе. Он легко приподнял ее, закружился по комнате. Она обвила его за шею руками и прижалась к нему. Случайно взгляд ее упал на окно.
— Пустите! — крикнула она, вырываясь.
За окном, положив лапы на брусок рамы, стоял медведь и с любопытством заглядывал в избушку.
— Шатун!
Зверь разинул пасть и оскалил желтые клыки. Передние лапы заскользили по раме. Стекло со звоном рассыпалось по полу. Пахнуло холодом. Медведь сунул голову в окно.
Варя опомнилась первая, схватила малокалиберку и в упор выстрелила. Зверь замотал головой и яростно взре-вел. Глаза горели зеленым огнем. Патронов под рукой не оказалось, и Варя швырнула ружье на топчан.
Данила впервые в жизни с такого близкого расстояния видел медведя. Говорят, что камчатские медведи трусливы и, учуяв запах человека, сворачивают в сторону, а этот лезет напролом. Медведя только разъярил выстрел. Громадными лапищами он вырвал подоконник. Пока не разворотил избу, надо было что-то предпринимать. Но что?
Варя выхватила головешку из печурки. Данила похолодел.
— Стойте! — крикнул он и оттащил ее назад. И вовремя: медведь лапой сорвал с нее кусок свитера. Данила кинулся к печурке, выхватил ярко пылающее поленце и ткнул им в разъяренную пасть зверя. С яростным ревом медведь кинулся наутек. Рев все удалялся и наконец замер.
— Черт, напугал, — выругался Данила, дуя на обожженную руку. — Не задел ли он вас когтями?
— Нет, — Варя была бледна, но в глазах все еще горел охотничий азарт. Кое-как зачинив свитер, они принялись заделывать оконный проем.
Когда работа была окончена, они нашли у скалы плоский камень, с которого хорошо было видно все озеро.
Надвигался вечер. Воздух напитывался влагой, запахом осыпающейся листвы. Варя притихла и, обхватив колени руками, смотрела на озеро. Оно быстро темнело.
Данила развел костер и закурил. Затем снова уселся рядом с Варей и рассмеялся:
— Ловко вы в него пальнули!
— Смейтесь, — проворчала она. — Говорю же вам, я попала в него. Как пить дать. И хоть бы что. Как горох об стенку.
— Я не потому смеюсь, что вы не попали в медведя. Вы просто храбрая... Но косолапый помешал...
— Замолчите! — приказала Варя.
Данила подбросил в костер новую охапку веток и поднялся.
— Пойду полазаю среди скал. Варя кивнула.
Вернулся он, когда уже стемнело. Костер догорал, и последние красные угольки тлели у ног Вари. В темном небе загорались звезды. Они были яркие, ярче, чем видимые из долины, и холодно мерцали на глади озера.
— Знаете, сколько лет этому озеру? — нарушил молчание Данила. — Около двадцати тысяч. Кто знает, может, оно еще двадцать тысяч лет будет отражать свет звезд, пока не проснется вулкан и не превратит это великолепие в пар.
— Пусть не просыпается, — задумчиво сказала Варя и, противореча себе, добавила: — Двадцать тысяч лет...
Так много! Я не проживу и сотой доли. Как странно... Может быть, через много-много лет забредут сюда двое таких же, как мы, и будут сидеть на этом же плоском камне. И не будут они знать, что здесь сидели мы, их далекие предки. — Она подняла голову. Глаза большие, блестящие. — А что тогда будет, через двадцать тысяч лет? Я, наверно, глупая?
— Ничуть, — улыбнулся Данила. — Что будет? Будут летать фотонные ракеты. Может быть, к тому времени люди овладеют нольпространством и проникнут в самые отдаленные галактики.
Глаза Вари были устремлены к звездам.
— Не знаю, согласилась бы я уснуть и проснуться через двадцать тысяч лет? Скорее нет. Я люблю нашу теперешнюю жизнь. Пусть она еще несовершенна, но все равно, она по-своему прекрасна и неповторима. Мне нравится сидеть на этом камне не когда-нибудь, а сейчас...
Он осторожно обнял ее и притянул к себе.
Они тесно прижались друг к другу и замолчали.
Показалась луна, ярко-белая, как новый серебряный полтинник, быстро перекинула мост от одного берега к другому. Черная, мрачная громада скалы напротив избушки превратилась в огромную фигуру старой женщины, склонившейся над озером.
— Ах ты, старая ведьма, выследила все-таки, — засмеялся Данила.
— Нет, она охраняет нас, Даня.
— Ты сказала — Даня?
— Да.
— Давным-давно мама Поля меня так звала, — с грустью сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70