Я невиновен... Понимаете?
Риго открыл портфель с документами.
— Я не хотел бы, чтобы мы оба понапрасну тратили время,— сказал он тихо и спокойно, пытаясь, как упрямому ребенку, объяснить Слиману его положение.
— Послушайте, пожалуйста, Вы, кажется, говорите по-французски. Умеете ли вы читать и писать?
Слиман посмотрел на него с удивлением. Теперь он понял, что отделяет его от этого французского интеллектуала, и ответил тоном снисходительного терпения:
— Конечно, господин адвокат...
— Отлично,— сказал Риго, кладя руку на раскрытую папку,— что вы умеете читать. Здесь все описано: четвертого января вечером, когда были убиты господин Монгарнье и его экономка, вас видели на улице Коммандан-Брюн в Медоне, в нескольких шагах от улицы дес Розес, вы звонили по телефону из кафе. Хозяйка, имевшая возможность хорошо к вам присмотреться, описала полиции черты вашего лица и ваш автомобиль, благодаря чему вас так быстро разыскали. В багажнике автомобиля нашли тряпку в пятнах, и экспертиза доказала, что это кровь господина Монгарнье. Вы не будете возражать, что это доказательство? Если вы не имеете ничего общего с этим преступлением, я хотел бы знать, как тряпка попала в вашу машину?
Адвокат заметил, что кулаки марокканца стиснулись, и испугался, не начинается ли у того приступ бешенства. Однако через минуту Слиман успокоился. Риго понял, что узник еще в камере все обдумал, принял какое-то решение и прилагает отчаянные усилия, чтобы его не охватила ярость. Интеллектуальный уровень Слимана оказался значительно выше, чем можно было ожидать от рабочего из Северной Африки.
Но несмотря на самообладание, он не смог скрыть волнения.
— Господин адвокат, теперь прошу вас, в свою очередь, выслушать меня. Никто этому не верит — ни полиция, ни следователь, ни тюремные охранники, ни мои товарищи по камере. Они избили меня потому, что считают законченным подлецом, убийцей двух стариков. Если и вы мне не поверите, то чего же мне ждать? Если вы даже спасете меня от гильотины, неужели я должен всю оставшуюся жизнь провести в тюрьме? Судите сами. Четвертое января — это среда. Действительно, в тот вечер я был в кафе в Медоне. Меня подвела покрышка. Я купил машину уже старой, по случаю. Замена колеса заняла много времени, и поскольку я запаздывал, то зашел в кафе и попросил пива и жетон для телефона.
— У вас было испуганное лицо и слышали, как вы сказали: «Мне ужасно не повезло...»
— Я был не испуган, а очень озабочен. Мне нужно было выходить в ночную смену и начать работу уже в девять вечера. Я позвонил, чтобы предупредить о своем опоздании.
— И вы еще сказали, что хотите помыть руки?
— Конечно!.. Я только что менял колесо и руки у меня были грязные.
— К несчастью, за несколько минут до этого примерно в пятидесяти метрах от кафе были убиты двое, а через два дня нашли вас и вашу машину, в багажнике которой валялась тряпка с пятнами крови. Какой же вывод могла из этого всего сделать полиция?
— Я не обвиняю полицию,— устало сказал марокканец.— На их месте я сделал бы, наверное, то же самое. Не знаю... не имею понятия, что случилось. Меня забрали сначала в комиссариат в Медоне, а потом пришли в мою квартиру и сделали обыск. Перевернули все вверх дном. Затем меня перевезли на набережную Орфевр, целый день допрашивали, осыпали оскорблениями, били. Мне показали тряпку, которую я никогда не видел. Явилась хозяйка кафе, чтобы меня опознать. Они все время старались заставить признаться в том, что я убил этих бедолаг. В понедельник я предстал перед следственным судьей, который обвинил меня в двойном убийстве, в краже со взломом и еще бог весть в чем. Но я заявляю вам, что я невиновен...
Эрве был захвачен врасплох этим заявлением. Он ожидал, что перед ним появится Джек Потрошитель, а приходилось иметь дело с искусным актером. Последняя фраза Слимана звучала почти патетически. Адвокат пожал плечами.
— Я очень хотел бы вам верить,— буркнул он.— Тогда моя задача была бы облегчена. Но обращаю ваше внимание на то, что если вы будете настаивать на своей невиновности, вероятнее всего, вас ждет смертная казнь.
Он наклонился через столик.
— Слиман, поймите меня. Если бы только кафе, можно было бы оспаривать свидетельство хозяйки, выдвинуть против нее обвинение в расизме. Но тряпка, Слиман, окровавленная тряпка! Предложите же мне какое-нибудь имеющее смысл объяснение.
Марокканец съежился на стуле.
— У меня была надежда...— начал он.
— На что вы надеялись? — настаивал Риго, начиная терять терпение.
— Ведь вы читали мое дело, я надеялся, вы знаете, как все случилось... Это значит... как дошло до моего ареста. Я постараюсь вам все объяснить.
— Ну, если так, я могу вам рассказать. В полицейских рапортах все написано черным по белому. Говорят, во Франции сильны расовые предрассудки, но, уверяю вас, они здесь ни при чем. Дело ясное, как стеклышко. Мне не нужно даже разговаривать с людьми, проводившими следствие, я сам могу на основании этих документов представить тот день — четверг, пятого января. Здесь все есть: рапорты, протоколы, показания свидетелей — все, благодаря чему удалось добраться до вас.

Глава вторая
Эта часть городка Медон знала когда-то лучшие времена. Перед войной здесь строили виллы богатые буржуа. В те времена многие, кто не имел возможности это сделать, испытывали легкую зависть, когда поезд, идущий в Версаль, останавливался в Медоне, Вал-Флери... Послевоенные годы нанесли тяжелый удар поэзии предместья. Красивые виллы начали уступать место большим жилым блокам или их роскошным вариантам — резиденциям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42