ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Оглянувшись, она зашептала: «Опомнись, Данчик, люди смотрят...» Он бережно взял ее под руку и с гордым видом — со стороны это выглядело, наверно, комично — повел к трамвайной остановке. Она погладила его по щеке и торопливо сунула записку: «Милый, приходи вечером по этому адресу...» Дальше был адрес ее однокомнатной квартирки.
Здесь они впервые узнали счастье взаимной любви — бескорыстной, не требовавшей ни гарантий, ни обязательств. Быть рядом, и все. После долгих бесплодных попыток найти друг друга они выбрались из людского океана на этот островок любви и никак не могли утолить сполна жажду и голод. Постепенно они открылись друг перед другом всеми гранями души, поняли мысли, надежды, чувства друг друга — все, вплоть до привычек и чудачеств. Как все влюбленные мира, они не строили никаких планов, были неизмеримо счастливы тем, что дают им день, час, секунда, проведенные вместе.
О своих профессиональных проблемах они заговаривали редко, хотя, казалось, это должно было сблизить их еще больше. Августа была самолюбива и готова кому и когда угодно доказывать свою самостоятельность и независимость. Женщины, которые постоянно нуждались в опоре, вызывали у нее жалость и презрение. В институте она держалась с напускной суровостью, мнения ее были предельно категоричны, а малейшее возражение вызывало вспышку гнева. Дан вскоре обнаружил, что литературой и искусством, столь дорогими ему самому, она интересовалась только для приличия, просто чтобы «быть в курсе». Это свое открытие Дан тщательно скрывал и радовался, что хоть перед поэзией она преклонялась, стихи и целые поэмы могла читать наизусть, впрочем, по-настоящему ценила лишь любовную лирику.
И вот теперь, трезво анализируя события этих трех лет, он спрашивал себя: «Ну хорошо, ты отлично знаешь, что Августа может еще десять лет молчать. Никаких претензий, никаких обвинений. А сам-то ты — временный попутчик? И как тебе только не стыдно! Ты что, несмышленый младенец? Ты думаешь о будущем, о ее будущем прежде всего? Если уверен в любви Августы, не сомневаешься в собственном чувстве, если понял, что такая любовь бывает лишь один раз в жизни, чего же тянешь? К чему эта неопределенность? Не пора ли решать — по-мужски, честно и до конца?»
Он вспомнил своих друзей и невольно улыбнулся. Как все они были смешны и трогательны в молодости! Но вот даже Павел, лихой донжуан, давно связан прочными узами брака, а он, всегда мечтавший о настоящей любви, остался холостяком, точнее — перезрелым женихом, о котором все еще заботится матушка, которой давно перевалило за шестьдесят. Гордость никогда бы не позволила Августе поделиться с кем-нибудь своими проблемами. Она терпеть не могла судачить с женщинами, отгородилась от них, с головой окунулась в работу: у нее было уже несколько серьезных публикаций, и теперь она писала кандидатскую диссертацию. Рой кавалеров, еще недавно окружавший ее, сильно поредел. Ее неприступность стала притчей во языцех: во время туристической поездки по Венгрии одному из своих поклонников, решившему применить тактику «блиц-крига», она двинула так, что бедняга ходил с перевязанной челюстью до конца путешествия. В отношениях с Даном все было по-другому, и, как ему казалось, ничего иного она не желала.
Год назад они проводили отпуск на побережье, где нравы особой строгостью не отличались и где за паршивую комнатушку с глиняным полом и подслеповатым оконцем требовали много денег и мало документов. Однажды они остались из-за дождя дома. И тут, после восьмой чашки кофе, Августа рассказала Дану о своей семье. «Знаешь, Дан, меня всегда принимали за какую-то взбалмошную барышню, у которой на уме одни только моды, прически, развлечения. Дошло до того, что мое «аристократическое» происхождение ни у кого не вызывало сомнений. А ведь я из простой крестьянской семьи. Кроме румын, в нашем селе издавна жили венгры и немцы. Жили дружно, в школе сидели за одной партой, однако смешанные браки были редкостью. И вот будущий мой отец, Ганс Мейстер, потомственный кузнец и сакс по происхождению, влюбился в румынку Ралуку Оджа. Отец Ралуки был очень беден, и старый кузнец не дал согласия на этот брак. Началась война, старшего Мейстера послали на фронт, откуда он не вернулся. А юный Ганс покрутился немного на кузне и пропал. Прошло несколько месяцев — в семье Оджей скандал: беременность Ралуки стала очевидной. Летом сорок второго появились на свет мы с Хильдой — двойняшки. Потом какими-то неведомыми путями до нас дошло письмо Ганса Мейстера, в котором он признал своих детей и просил назвать одну из дочек в честь бабушки Августой. А через два года отец вошел в село с отрядом патриотической гвардии. Поработал пару недель старостой и отправился на Западный фронт добивать фашистов. Вернулся он с наградой, членом партии коммунистов, но с одной ногой. Они по-прежнему живут с мамой в полном согласии, еще трое ребятишек народилось, все гораздо моложе меня. Образованием мы целиком обязаны отцу. Это я здесь такая самостоятельная и самоуверенная, а перед ним сразу смирной становлюсь и выкладываю все как на духу. Только о тебе он ничего не знает — пока скрываю».
Дан задумчиво погладил ее по волосам. «Почему?» Августа помолчала, закрыв глаза, и прошептала: «Не знаю. Суеверие, наверное. Сглазить боюсь, ведь с тех пор, как мы вместе, никто не знает о нашей любви. Даже мама, хотя она спит и видит, как я замуж выхожу. Все время ворчит: за какие такие грехи наказал ее бог, что дочек выдать не может? Ох, говорит, и красивая ты у меня — а ж сердце болит, и умна — аж лес гудит, и ученая — аж горы ходят, а вот удача тебя сторонится».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Здесь они впервые узнали счастье взаимной любви — бескорыстной, не требовавшей ни гарантий, ни обязательств. Быть рядом, и все. После долгих бесплодных попыток найти друг друга они выбрались из людского океана на этот островок любви и никак не могли утолить сполна жажду и голод. Постепенно они открылись друг перед другом всеми гранями души, поняли мысли, надежды, чувства друг друга — все, вплоть до привычек и чудачеств. Как все влюбленные мира, они не строили никаких планов, были неизмеримо счастливы тем, что дают им день, час, секунда, проведенные вместе.
О своих профессиональных проблемах они заговаривали редко, хотя, казалось, это должно было сблизить их еще больше. Августа была самолюбива и готова кому и когда угодно доказывать свою самостоятельность и независимость. Женщины, которые постоянно нуждались в опоре, вызывали у нее жалость и презрение. В институте она держалась с напускной суровостью, мнения ее были предельно категоричны, а малейшее возражение вызывало вспышку гнева. Дан вскоре обнаружил, что литературой и искусством, столь дорогими ему самому, она интересовалась только для приличия, просто чтобы «быть в курсе». Это свое открытие Дан тщательно скрывал и радовался, что хоть перед поэзией она преклонялась, стихи и целые поэмы могла читать наизусть, впрочем, по-настоящему ценила лишь любовную лирику.
И вот теперь, трезво анализируя события этих трех лет, он спрашивал себя: «Ну хорошо, ты отлично знаешь, что Августа может еще десять лет молчать. Никаких претензий, никаких обвинений. А сам-то ты — временный попутчик? И как тебе только не стыдно! Ты что, несмышленый младенец? Ты думаешь о будущем, о ее будущем прежде всего? Если уверен в любви Августы, не сомневаешься в собственном чувстве, если понял, что такая любовь бывает лишь один раз в жизни, чего же тянешь? К чему эта неопределенность? Не пора ли решать — по-мужски, честно и до конца?»
Он вспомнил своих друзей и невольно улыбнулся. Как все они были смешны и трогательны в молодости! Но вот даже Павел, лихой донжуан, давно связан прочными узами брака, а он, всегда мечтавший о настоящей любви, остался холостяком, точнее — перезрелым женихом, о котором все еще заботится матушка, которой давно перевалило за шестьдесят. Гордость никогда бы не позволила Августе поделиться с кем-нибудь своими проблемами. Она терпеть не могла судачить с женщинами, отгородилась от них, с головой окунулась в работу: у нее было уже несколько серьезных публикаций, и теперь она писала кандидатскую диссертацию. Рой кавалеров, еще недавно окружавший ее, сильно поредел. Ее неприступность стала притчей во языцех: во время туристической поездки по Венгрии одному из своих поклонников, решившему применить тактику «блиц-крига», она двинула так, что бедняга ходил с перевязанной челюстью до конца путешествия. В отношениях с Даном все было по-другому, и, как ему казалось, ничего иного она не желала.
Год назад они проводили отпуск на побережье, где нравы особой строгостью не отличались и где за паршивую комнатушку с глиняным полом и подслеповатым оконцем требовали много денег и мало документов. Однажды они остались из-за дождя дома. И тут, после восьмой чашки кофе, Августа рассказала Дану о своей семье. «Знаешь, Дан, меня всегда принимали за какую-то взбалмошную барышню, у которой на уме одни только моды, прически, развлечения. Дошло до того, что мое «аристократическое» происхождение ни у кого не вызывало сомнений. А ведь я из простой крестьянской семьи. Кроме румын, в нашем селе издавна жили венгры и немцы. Жили дружно, в школе сидели за одной партой, однако смешанные браки были редкостью. И вот будущий мой отец, Ганс Мейстер, потомственный кузнец и сакс по происхождению, влюбился в румынку Ралуку Оджа. Отец Ралуки был очень беден, и старый кузнец не дал согласия на этот брак. Началась война, старшего Мейстера послали на фронт, откуда он не вернулся. А юный Ганс покрутился немного на кузне и пропал. Прошло несколько месяцев — в семье Оджей скандал: беременность Ралуки стала очевидной. Летом сорок второго появились на свет мы с Хильдой — двойняшки. Потом какими-то неведомыми путями до нас дошло письмо Ганса Мейстера, в котором он признал своих детей и просил назвать одну из дочек в честь бабушки Августой. А через два года отец вошел в село с отрядом патриотической гвардии. Поработал пару недель старостой и отправился на Западный фронт добивать фашистов. Вернулся он с наградой, членом партии коммунистов, но с одной ногой. Они по-прежнему живут с мамой в полном согласии, еще трое ребятишек народилось, все гораздо моложе меня. Образованием мы целиком обязаны отцу. Это я здесь такая самостоятельная и самоуверенная, а перед ним сразу смирной становлюсь и выкладываю все как на духу. Только о тебе он ничего не знает — пока скрываю».
Дан задумчиво погладил ее по волосам. «Почему?» Августа помолчала, закрыв глаза, и прошептала: «Не знаю. Суеверие, наверное. Сглазить боюсь, ведь с тех пор, как мы вместе, никто не знает о нашей любви. Даже мама, хотя она спит и видит, как я замуж выхожу. Все время ворчит: за какие такие грехи наказал ее бог, что дочек выдать не может? Ох, говорит, и красивая ты у меня — а ж сердце болит, и умна — аж лес гудит, и ученая — аж горы ходят, а вот удача тебя сторонится».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123