— Ну что ж, будь по-твоему. Помочь я тебе, естественно, помогу. Можешь не сомневаться. Кстати, я собрал целую кучу материалов — тут и статистические данные, и зарубежные публикации. Можно сварганить солидный диссер. Только к науке эта работа не будет иметь никакого отношения.
— А я и не претендую! Между прочим, через несколько дней, как сказал профессор, к вам собирается нагрянуть контрольная комиссия. Ему предложили войти в состав этой комиссии, но он отказался, сославшись на то, что сам недавно ушел с «Энергии». И предложил включить меня. Что ты на это скажешь?
Испаса покоробили заискивающие нотки, прозвучавшие в ее голосе, и легкомысленная готовность «контролировать» тот сложный производственный процесс, в котором все ее познания исчерпывались двумя неделями студенческой практики. Он искал и не мог найти подходящих слов для ответа.
— Но ты ведь никогда не занималась проектированием! Что тебе известно о нашем труде?
— Приду и узнаю. Ты сам обо всем расскажешь,— засмеялась Августа.— Можешь не беспокоиться, все будет в лучшем виде.
Его оскорбляла, причиняла настоящую боль та бездумность, с какой Августа относилась к тому, что составляло смысл его жизни. Он попробовал еще раз отговорить ее:
— Знаешь, Густи, у нас сейчас в разгаре эксперименты, которые могут открыть неслыханные перспективы. Не лучше ли тебе на время каникул подключиться к нам — будем испытывать новую модель, искать оптимальные технические решения... Это был бы потрясающий материал для твоей диссертации.
Августа сделала гримасу.
— Такой уж и потрясающий! И из-за этого отказываться от летних каникул, пляжа и тенниса? Мне-то зачем возиться, ведь в случае удачи я смогу получить результаты экспериментов от тебя.
— Ну а если они будут противоречить концепции Димитриу?
— Мне это не помешает. Не считай меня наивной простушкой!
Дан снова почувствовал горечь досады и, чтобы прекратить этот спор, спросил:
— А второй сюрприз какой?
— О-о, это наша с тобой общая радость! Сегодня пришло сообщение: мы отправляемся в Голландию, на международный теннисный турнир. Будем выступать в смешанном парном разряде. Представляешь, я и ты. Потрясающе!
Она прыгнула на него сверху, кресло не выдержало, и они покатились по ковру. Дан хотел встать, но не мог: Августа обхватила его руками и ногами, впилась в губы и, тяжело дыша, повторяла: «Ты мой, мой...» Эти объятия больше похожи были на борьбу, в которой женщина побеждала мужчину.
— А теперь целуй меня! Всю, с головы до пят. Я заслужила!
Дан любил эти вспышки, мгновения необыкновенного счастья, которые умела дарить Августа. Они были бы, наверное, идеальной парой, если бы Августа умела хоть немного уступать. Вот и сейчас он не знал, как сказать ей, что весь ее выверенный до мелочей план абсолютно неосуществим.
— Представляешь, Данчик, две, а может, и три недели мы сможем гулять по Гааге, Амстердаму и Роттердаму. Все свободное от тренировок и матчей время будем гулять. А перед финалом поедем к их знаменитым польдерам, постоим на дне вчерашнего моря... Не исключено, что и в Лондон съездим. Здорово, а?
— Интересно, когда это планируется? — пробормотал Дан.
— Отъезд на следующей неделе. У нас — никаких забот. Все оформляют федерация и национальный совет по физкультуре и спорту. Тебе надо только зайти к кадровикам и заполнить анкету. В сущности, за нами только тренировки. И этим мы должны заняться немедленно. А с любовью придется подождать до победы! Что-то ты в последнее время лениться начал — ракетку в руки не берешь. Ну ничего, наверстаем!
Дан враждебно молчал. Он не мог понять, почему эта женщина обращается с ним столь бесцеремонно, совершенно не считаясь ни с ним, ни с его работой. Все устроить самой, ничего ему не сказав?.. В висках стучало, горло перехватило, как будто его душили чьи-то невидимые пальцы. Он с трудом сдерживал негодование. Августа подозрительно взглянула на него.
— Ты чего молчишь? Надулся как индюк, вместо того чтобы целовать меня и носить на руках! Я же твоя королева!
И тут Дан взорвался:
— Вот что, ваше величество! Я, правда, думал, у нас уже давно республика и каждый имеет право голоса. Оказывается, нет. Ты, я вижу, считаешь меня своим верным рабом. Ты что, не понимаешь, что мне сейчас не до прогулок по Голландии? Ты подумала о моей работе? Совсем недавно ты сказала, что женщина не может быть безразличной к делу любимого человека...
Августа вскочила. Лицо у нее потемнело, глаза налились обидой.
— Сначала я думала, у тебя просто мужской комплекс первенства, а получается, что грызня в проектном отделе тебе дороже, чем поездка за границу с любимой женщиной. Наконец-то две-три недели мы могли бы чувствовать себя свободно, не опасаясь попасться на глаза знакомым. После всего, что я сделала, ты мог бы быть более признательным.
— Разве я настаивал на том, чтобы держать наши отношения в тайне? Всю эту конспирацию навязала ты, а как только я хочу выяснить — зачем, уходишь от ответа. Ситуация для женщины нелогичная и неестественная, ибо испокон веков она желала иметь мужа, домашний очаг, детей.
— Тебе было плохо со мной, да?
— Этого я не говорил. Но сколько раз я предлагал тебе навестить моих родителей! Познакомились бы. Они же все равно догадываются, что у меня кто-то есть.
— Вот именно! Ты бы еще и сватов ко мне заслал, как в деревне! Только этот кто-то — человек современный и презирает допотопные обычаи и предрассудки. Я приняла тебя таким, как ты есть. Воспринимай меня так же. Мне вот, к примеру, безразлично, что думают обо мне твои предки.
Дан обиделся:
— Мои родители не предки.
— Вот я смотрю сейчас на тебя, Дан, и ты кажешься мне чужим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123