Ведь ты не успела научиться этому у своей матери. Она тоже была коммунисткой, еще со времен подполья, но никогда не стыдилась вести домашнее хозяйство... Ну, какой такой заговор?
— О нем уже все знают.
— Если все знают, это не заговор. А о чем они знают?
— О том, что в Бухаресте с директора голову снимут.
— Прошли те времена, когда головы снимали. А вот с должности — в самый раз! Когда Пэкурару покончил с собой, ты небось так не горевала, даже и подумать не хотела, кто его довел до смерти.
— Косма не имеет ничего общего с этим делом!
— «С этим делом»! — передразнил ее Панделе. — Ишь, выучилась. Нет, дочка, тут не «дело», а человеческая жизнь.
Он помолчал немного. Растерянный вид дочери тронул его.
— Ну что, Лукочка, что ты так терзаешься! Ума не приложу, как он только проник в твое сердечко! Послушай отцовского совета: посмотри повнимательней вокруг, с холодной головой, а то сердце у тебя горячее, совсем разум замутило.
— Я в советах не нуждаюсь. И в наставлениях тоже. Хватит тех, которые ты дал нашему Василе — чтобы он воткнул Косме нож в спину, стал орудием в руках этих ничтожных людей!
— Скажи пожалуйста, «ничтожные люди»! И кто же это такие?
Ралука задержала дыхание и разом выдохнула:
— Испас, Станчу, Сава, Кристя, Санда, Маня, Барбэла-тэ, уж не говоря об Овидиу Насте! И всех их подговорил Штефан Попэ из уездного, комитета. И ты — дожил до седых волос честным человеком, а тоже к ним примкнул.
— Значит, все мы вот так с бухты-барахты решили навалиться на твоего бедного Коему? Да на что он нам?
— Это мелочная, подлая месть. И у каждого свои мотивы. Но в первую очередь мстишь ты! За то, что он выгнал тебя на пенсию. А этот Наста спит и видит кресло генерального директора, энергия и талант Павла Космы просто действуют ему на нервы. Что касается Испаса, Станчу и Савы, то они хотят избавиться от хозяйского глаза, чтобы у них было «государство в государстве». Санда действует по указке своего мужа, «уважаемого товарища» Штефана По-пэ. Ликэ ненавидит директора, потому что я не скрываю своих чувств, недавно мы здорово из-за этого поругались. Вот так. Не будем продолжать список...
Жалость и возмущение смешались в душе Панделе в одну боль, которую он изо всех сил старался сдержать.
— И какой «правдолюбец» все это тебе поведал?
— Не думай, не какой-нибудь интриган, из тех, что шепчутся по углам. Сам секретарь парткома товарищ Ва-силе Нягу. А Андрей Сфетку, председатель завкома, подтвердил.
— Опомнись, Ралука, с чьего голоса поешь? Встречались тебе в жизни более гнусные прихвостни, чем эти двое? Слыхала ты от них хоть раз что-нибудь новое, полезное для всех? Только и умеют, что твердить о дисциплине и порядке, себя в пример ставить. Мозги-то у них куриные, что велят, то они и кудахчут...
— А разве коммунисты и мы, комсомольцы, не должны соблюдать дисциплину?
Панделе посмотрел на нее с упреком.
— Говоришь со мной так, будто мы сидим на пленуме. Неужели ты не понимаешь, Ралука, слепое подчинение — это одно, а сознательная дисциплина — это совсем другое. И те люди, которых ты обвиняешь в заговоре против Космы, как раз показывают пример настоящей сознательности. Нам никто не сможет навязать под видом линии партии свою собственную, мы знаем курс нашей партии!
— Ты хочешь сказать, что Павел Косма отклонился от линии партии?
— Да, и не он один. Думаю, об этом большую дискуссию на заводе организуют, с полной гласностью.
— Я никогда не была трусом — училась у тебя. И свое мнение всегда высказывала открыто. А ты хочешь, чтобы я молчала сейчас, когда человека будут судить за глаза?
Ведь все говорят о собрании...
Панделе подошел к дочери, положил ей руку на плечо, погладил волосы, выбившиеся из-под косынки.
— Ралукочка ты моя! Да кто же тебе все это вбил в голову? Ну, Нягу и Сфетку никогда умом похвалиться не могли, а на Павла Коему что-то не похоже.
— Косма? — удивилась Ралука. — Да он меня в упор не видит.
— Тем лучше. Знай, что я тоже приду на это собрание. Таить не стану, был я в уездном комитете. Только не у Иордаке. Как видишь, дочка, хоть и «дед» твой отец, а люди не торопятся записывать его в маразматики.
— Значит, ты с ними заодно? Панделе вспылил:
— Вот что! На сегодня хватит. Кажется, я тебе все объяснил. Только запомни, если я с кем-нибудь заодно, то, значит, я так решил, и решил своей собственной головой — в отличие от твоего братца Василе, которого, как последнего простофилю, обвели вокруг пальца. Хорошо хоть под конец понял, что покрывал преступление, и теперь не опозорит мою старость, мое доброе имя.
— Это твое последнее слово?
— Да, доченька. Тебя обманули.
— Я уже вышла из того возраста, когда смотрят в рот своему отцу и считают его самым большим умником на свете. Я еще буду бороться! Потому что мне есть что сказать.
Панделе снял руку с ее плеча.
— Воля твоя, Ралука. Только пусть будет правдой то, что ты скажешь, проверенной правдой. Да, я учил тебя быть смелой, но видеть тебя оболваненной бессовестными людьми не хочу. И помни: что посеешь, то и пожнешь.
Она познакомилась с Космой через месяц после поступления на завод. Сколько всего пришлось ей тогда выслушать от бывших педагогов, друзей и родственников! Она молчала, особо назойливым отвечала вопросом на вопрос: «А что, вышло постановление о всеобщем высшем образовании? Рабочие стране больше не нужны?» Постепенно ее оставили в покое. Заводской коллектив пришелся ей по душе, многих она знала еще с детства — все они были друзья Панделе Думитреску. В намоточном цехе ее принял сам Маня — их сосед.
Генеральный директор ей сначала не понравился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123