И снова повторилось то же. Теперь за снегом сбегал Губин. Каждый хотел ему чем-нибудь помочь. Все понимали, что Иванов не просто полощет рот, он старается что-то выплюнуть. И это что-то не только мешает ему говорить, но иды-
шать. Поэтому один держал ему голову, второй поддан сил воду, третий что-то советовал, четвертый просто протягивал к нему руки. И вдруг он тяжело закашлялся, судорога прошла но всему его телу, лицо начало синеть.
— Ой-ой-ой!—испуганно и жалобно закричала Катя.
— Что мы все стоим? Что -мы все стоим?—бессмысленно повторяла Даша.
Тогойкин, не сознавая, что делает, как-то странно обнял Иванова и, повернув его на бок, сунул ему в рот два пальца. Все замерли и отвернулись. Иванов с силой выдохнул воздух и тяжело задышал.
Люди отпрянули было назад, но сразу придвинулись и склонились над ним. Тогойкин бережно повернул раненого и уложил его на спину. Полежав немного е закрытыми глазами, Иванов приоткрыл веки, осторожно подвигал головой, оглядел всех окружавших его и едва слышно проговорил:
— А летчики?
Не смея сообщить горестную правду, люди молча топтались на месте.
— Черняков? Тиховаров?.. — Иванов внимательно поглядел на каждого, помолчал, потом, с трудом переводя дыхание, тихо заговорил:—Понял... Понял, товарищи!.. Мужчины, подойдите...
Оба парня тотчас же склонились над ним.
— Где они?
— Тут... у самолета.
— Раскопайте снег. Поищите во что завернуть... Погодите, постойте, — задержал он парней, которые мотели тут же бежать. — Что осталось? Продукты... Медикаменты...
С каждой минутой голос Иванова набирал силу. Слова произносились более четко, более внятно, более громко.
Парни рассказали ему о запасах.
— Мало, мало всего,—проговорил Иванов.— Надо как можно экономнее... А бочонок с маслом не нашли?
— Нет... Масла не видели.
— Это же было мое масло! — забеспокоился Фокин.
— Неважно, чье оно было... Важно, что его нет, Эдуард Леонтьевич.
— Я ведь, кажется, был капитаном!—сказал Фокин расстроенным и рассерженным тоном. — Есть оно, наверно! Куда оно могло деваться?
— Нету, говорят, товарищ капитан... Да! Йод, марлю и все такое прочее надо сдать им,—Иванов взглядом указал в сторону девушек.—Костер чтобы горел постоянно, заготовьте дров... Эх, топора нет! Вася, у тебя рука? Это плохо!.. Из мужчин будто уцелел только ты, товарищ Тогойкин... так ведь твоя фамилия?.. А вот их надо, — голос Иванова дрогнул и перешел в шепот,— надо найти что-нибудь, завернуть...
— Ладно! — У Тогойкина стало тесно в груди, в горле застрял комок, но он справился с собой, нарочно покашлял и еще раз сказал: — Ладно!..
— Ну, пока всё, идите. Другие распоряжения будут даны позже.
Оба парня не видели, как улыбнулся Иванов, произнося слово «распоряжения».
Вскоре снег под их ногами захрустел где-то там, за самолетом. Потом все стихло. А через какое-то время послышался треск сухих веток.
— Руку зашибет, — сказала Даша и, выглянув наружу, громко крикнула: — Губин, ты с рукой поосторожнее!.. Ой! — испуганно вскрикнула она вдруг.
— Что там? — спросила Катя.
— Они, наверно, слишком близко от самолета положили их... — Иванов сразу догадался, что испугало Дашу.
— Прямо у самого самолета, — прошептала Даша, прильнув к подруге.
Слышался шорох и треск ломаемых сучьев. Видно, ребята тащили волоком по земле погибших летчиков, задевая при этом за кусты и деревья. На какое-то время все стихло, потом запылал огромный костер, и даже в самолете слышалось шипение тающего вокруг него снега.
— Молодцы! Молодцы парни! — Иванов свободно вздохнул и довольно энергично откашлялся. — А он как?
— Мало, очень мало проглотил,—ответила Катя. Она стояла на коленях перед Калмыковым и старалась напоить его с ложки.
С этой поры Иванов стал для всех другом и наставником. Едва ли кто-нибудь из всех этих людей, попавших в страшную беду, помнил о его чинах и званиях. Просто перед ними был смелый, честный, благородный человек, любое поручение которого выполнялось не только беспрекословно, но и с великой готовностью.
Бывают такие люди, которых природа не наделила ни физической силой, ни красотой, но те, кому приходится соприкасаться с ними, забывают об их внешности, потому что их внутреннее обаяние, их душевная красота и сила духа делают их прекрасными.
Таким человеком оказался Иван Васильевич Иванов.
Катя Соловьева, Даша Сенькина, Николай Тогойкин и Вася Губин, у которого была сломана «только» рука, Семен Коловоротов, у которого страшно распухло «только» колено, в меру своего умения и своих возможностей оказывали помощь тяжелораненым.
Капитан Фокин стонал и молил:
— Сначала меня, меня!..
Когда же его осторожно пошевелили, чтобы раздеть, он угрожающе вытянул обе руки вперед и поднял крик:
— Больно! Не подходите! Не желаю... Совсем не подходите!
Как только Фокин умолкал, люди снова склонялись над ним. Но крик тотчас возобновлялся, и все снова отшатывались от него.
Наблюдая все это, Иван Васильевич тихо сказал:
— Эдуард Леонтьевич, ты бы потерпел немного...
— Капитан Иванов! — Фокин злобно обернулся к нему, видно не успев подобрать слова, которые бы наиболее полно выразили всю степень его негодования. Он лежал, прикусив нижнюю губу и вытаращив по-детски голубые глаза.— Капитан Иванов! Тебе хорошо советовать... Испытай-ка такое сам...
— Идите! Идите ко мне, товарищи!..
Тогойкин и девушки быстро повернулись к Иванову.
Но стоило Тогойкину, может быть, слишком торопли- во расстегнуть пуговицы и распахнуть полы шинели Иванова, как он движением руки остановил его. Несмотря на то что он лежал, крепко зажмурив глаза и не двигаясь, явно подготовив себя стерпеть все, окружавшим его людям вдруг показалось, что он как-то и в чем-то неуловимо изменился, что он постепенно отдаляется от них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102