Общаясь с такими вот людьми, только бессовестный человек может унывать.
Вдруг Коловоротов увидел, что у Тогойкина рука в крови. Парни тотчас заметили испуганный взгляд старика.
— Промахнулся, когда забивал клин, и расцарапал руку,— сказал Тогойкин и несколько раз разжал и сжал пальцы.— Пустяк, Семен Ильич!
— Пустяк, пустяк! — тут же подтвердил и Вася Гу-бин.
— Сейчас же пусть девушки перевяжут.
— Девушки? — переспросил Тогойкин в нерешительности.— Был, скажут, у нас один целый человек, да и тот поранился. Пустяк, Семен Ильич!—И Тогойкин смыл снегом кровь с руки, поиграл пальцами у огня, чтобы рука высохла, засыпал рану золой, потом золу сдул.— Теперь все.
Он посмотрел на Коловоротова. Тот ответил ему задумчивым взглядом.
Тогойкин понял этот взгляд пе-евоему и пустился в объяснения о пользе золы для ран;
— Зола исключительно чиста! Она продезинфици-рованаогнем...
— Антисептическое средство, отец!—подхватил Губин.
Старик вспомнил, что такие же вот ученые слова часто говорит его дочь. А ведь она в аптеке работает. Может, так называются лекарства, заживляющие раны.
— Наверное, так оно и есть,—ласково сказал он.— Огонь, милые мои, что хочешь очистит.
Вскипела и забурлила вода в баке. За это время парни так обработали плаху, что она стала почти сов сем тонкой,
— А не довольно ли? — сказал старик.
Тогойкин упер плаху одним концом в землю и легко отодрал от нее кору. От дерева отделилось облачко пара, настолько горячего, что Тогойкин даже отвернулся.
- Смотри-ка, Семен Ильич! Каким рубанком так
обработаешь? Словно лаком покрыта!
С чувством истинного удовлетворения каждый погладил плаху. Древесина под корой была совершенно гладенькая и скользкая. Такая сама побежит по снегу.
— Надо только подсушить ее,— сказал Тогойкин, подвинув дощечку поближе к огню.—Она станет прочная, как кость.
— Давай, давай!
Когда дерево начало потрескивать, старик вскрикнул:
— Вытаскивай скорее! Тогойкин отдернул руку.
— Ничего не вышло.— Николай сокрушенно посмотрел на друзей.
— Не вышло,— разочарованным тоном подтвердил Вася.
Вся гладкая поверхность плахи покрылась густой сеткой трещин, словно веки старого толстого человека. В разных местах выступили зеленоватые пятна.
— Значит, не надо было сушить,— проговорил Коловоротов.
— Вот! — отозвался Вася.— Не надо было. А все остальное очень хорошо! Опыт удался! Как по-вашему, Семен Ильич?
— Да, как по-вашему? — Тогойкин отставил бак с водой, который он собрался отнести.
«Парни шутят»,— подумал старик, но, видя, что они с надеждой и уважением в глазах ждут его ответа, смутился. Он всегда был тяжеловат на слова. Особенно на собраниях. Когда он получал премию и должен был выступить, у него получалось не очень складно. Но ведь парни ждали. Старик откашлялся и глухо проговорил:
— Да, пожалуй, будет лучше, коли с этой стороны, где кора, не сушить...
— Конечно, конечно!—заговорили оба парня одновременно, будто услышали нечто весьма неожиданное.
— И кроме того... И кроме того... Кору надо сдирать под самый конец, когда лыжи в основном будут готовы.
— Вот это точно!
Старик сказал только то, что и Николай и Вася сами прекрасно знали. И все-таки их очень обрадовали его слова.
Вася Губин подхватил дощечки и двинулся к самолету. Высоко подняв бак, полный кипящей воды, Тогойкин устремился вслед за ним. Старик выдернул из костра дымящуюся палку и, опираясь на нее, заковылял за парнями.
— Лыжи! Товарищи, мы лыжи делаем! — выпалил Вася Губин, не успев войти в самолет.
— Что? Лыжи? Какие лыжи?
— Коля! Иди покажи! — крикнул Вася. Тогойкин поставил бак и осторожно вытянул зажатую под мышкой дощечку.
Он подошел к Фокину и протянул ему неровно обгоревшую с внутренней стороны плаху, которая ничем не напоминала лыжу, разве что только небольшим изгибом.
Фокин равнодушно взглянул не на плаху, а на самого Тогойкина и молча отвернулся, стараясь всем своим видом показать, что ему давным-давно надоели все эти глупости.
Иван Васильевич провел ладонью по гладкой стороне дощечки, постучал по ней пальцами, почему-то даже поднес ее к своему длинному носу и, словно удостоверившись в несомненной ценности вещи, приветливо заулыбался.
— Очень хорошо! Молодцы, ребята! Настоящие молодцы! Спасибо! — И особо к Коловоротову, неизвестно когда успевшему войти и стоявшему позади парней: — Очень хорошо, Семен Ильич! Прекрасный материал!
— Исключительный! — подхватил Коловоротов, весьма обрадованный тем, что похвалили местную лиственницу. Он слегка отстранил Тогойкина и протиснулся вперед.— Вот это, Иван Васильевич... лиственница местная... Хотя береза и лучше тем, что не трескается, но зато она совсем не выносит сырости. А вот эта самая лиственница...
Коловоротов осторожно присел возле Иванова, продолжая расхваливать лиственницу.
Чтобы скрыть свою радость, Даша Сенькина заворчала:
— Фу! Разве бывают такие лыжи?
— А какие же они бывают? — чуточку передразнивая ее, ответил вопросом на вопрос Тогойкин и отвел в сторону брусок, когда Сенькина протянула к нему руку.
Катя Соловьева, не переставая наматывать ватку на маленькую палочку, погладила взглядом дерево и глухим, задумчивым голосом протяжно произнесла:
— Хорошо, по-моему, хорошо.
— Дайте-ка,— раздался снизу низкий, густой бас. Это вытянул обе руки с толстыми, сильными, узловатыми пальцами Попов.
— Покажи ему, он должен лучше понимать это дело! — громко сказал Иванов.
А тем временем разговор Иванова с Коловоротовым о якутской лиственнице уже успел зайти достаточно далеко.
— Лиственница — это чрезвычайно интересное дерево,— говорил Семен Ильич, который подробнейше и довольно-таки утомительно, как это часто бывает, когда развязывается язык у немногословных и медлительных людей, перечислял достоинства лиственниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102