Этого не было. Но блеск их глаз, но выражение их лиц — все говорило о переполнявшей их радости.
А Фокин? Этот, бедняга, лежал и 4убнил, что колхозники не приедут, что он возмущен страшной наивностью тех, кто в это верит. Но люди уже не обращали внимания на его слова, просто молча ухаживали за ним, подавали ему еду. Так и провели они этот вечер...
После ужина Николай и Вася вышли к костру. А остальные слушали Дашу. Она переводила им газету «Кыым».
Так прошел одиннадцатый день.
Идут! —Вася толкнул локтем задремавшего Тогойкина.— Волки идут...
Тогойкин прислушался. Гудело пламя пылающего костра, со щелканьем отлетали красные угольки, тихо шелестел подтаявший снег. Других звуков вроде бы не было. Тогда Тогойкин отошел в сторонку и высвободил из-под шапки ухо. По другую сторону широкой низины на вершинах таежного ле- са шумел ветер.
— Идут... Идут, дружище! — шептал Вася, не отходя от костра.— Неужели не слышишь, как похрустывает у них под ногами снег?
Тогойкину стало смешно. У волков нет копыт, как же это снег похрустывает у них под ногами?.. Но, кажется, и в самом деле однообразный шум временами будто прокалывался острым похрустыванием снега.
— Люди! Это люди! — всполошился вдруг Вася.
— Тише...
Перхание усталых оленей, постукивание копытц, шуршание нарт становилось все явственнее.
— Где ракетница? — спросил Николай прерывающимся голосом.
— Там.
— Принеси скорее! Ничего пока не говори,—может, это еще не они...
Когда Вася вернулся с ракетницей, Тогойкин стоял уже на лыжах:
— Скажешь им только после моего выстрела. Постарайся говорить как можно спокойнее.
Он ушел в лес и сразу исчез из виду. Только слышалось шарканье лыж по снегу.
Вася с трудом сдерживал себя, чтобы не помчаться к своим, и в нетерпении ходил вокруг костра.
Над узкой полосой леса один за другим взмыли два длинных огненных хвоста. Ракеты вспыхнули, ярко освещая снежные кроны лиственниц, а затем глухо грохнули два выстрела.
И Вася, который только что не мог устоять на месте, вдруг почувствовал, что он абсолютно спокоен. Словно еще не веря в то, что произошло, и вроде бы нехотя он направился к самолету, а войдя, как-то буднично сказал:
— Едут...
— Кто? — неожиданно громко заорал Попов. Девушки, сидевшие укрывшись одним платком, откинули его в сторону и вскочили. Фокин быстро присел на своем ложе, но тут же медленно лег обратно. Коловоротов, трясясь всем телом, пытался подняться на ноги.
— Едут... Коля пошел встречать. Я сейчас...—И Вася выскочил из самолета.
Оглушенные сообщением Васи, все притихли. Девушки вышли было наружу, но тут же вернулись и начали что-то прибирать и поправлять. С трудом передвигая ноги, Коловоротов подошел к выходу, оттянул ковер, высунул голову и крикнул:
— Едут!
Но вот и все услышали, что обоз, состоящий из множества саней, подъехал и остановился. В наступившей тишине коротко и сдержанно переговаривались люди да глухо постукивали рога оленей.
Держась за Тогойкина, несшего в руке чемодан, вошел подросток в оленьей дохе и в заиндевевшей меховой шапке.
— Здравствуйте, товарищи!
Люди тихо ответили на приветствие. Раздевшись с помощью Тогойкина и нацепив на нос пенсне, подросток вдруг превратился в седую худенькую женщину.
— Меня зовут Анна Алексеевна. Я врач, — строго сказала она.— А вы, молодой человек, покажите товарищам, где палатки ставить.
Тогойкин тотчас вышел из самолета, и Анна Алексеевна замешкалась, не зная, что сказать молча глядевшим на нее людям. Стараясь сдержать волнение, она наконец тихо проговорила:
— И все это вы выдержали... целых одиннадцать дней...
— Конечно, выдержали! — весьма охотно отозвался Фокин.—Мы и не то можем выдержать, Анна Алексеевна! Нас закалила суровая армейская жизнь! К счастью, девушки наши не пострадали. Им бы, конечно, пришлось туговато...
— Какой герой этот ваш товарищ Тогойкин!
— Какой же это героизм? Молод и не пострадал. А вот мы, пострадавшие, выдержали потому, что такими нас воспитали. И в этом тоже нет никакого героизма.
Попов усмехнулся и стал откашливаться.
Фокин хотел, по обыкновению, прикрикнуть на него, но, кинув в его сторону злобный взгляд, смолчал и с улыбкой повернулся к врачу:
— Настоящий героизм — это то, что вы добрались до нас, Анна Алексеевна! В вашем возрасте!.. Сквозь тайгу!.. На каких-то оленях!..
— Я привыкла ко всяким переездам,— сухо ответила Анна Алексеевна.
— Человек, не закаленный в армейских условиях, женщина преклонных лет.
- Не знаю, закалилась или нет, но в армейских условиях, как вы изволили выразиться, и я была...
— Да-а?
Разговор на этом прервался.
«И в армии по-разному служат, — думала Анна Алексеевна. —Одни в огне сражений... Другие за всю жизнь выстрела не слышат. Но -именно они-то больше всего и говорят о своей армейской закалке...»
Анна Алексеевна встряхнула головой, словно отмахиваясь от своих,дум, и дговернулась к Кате и Даше.
— Ну, девушки, пойдемте готовить палатку для приема.
«Не предполагал я, что и она могла быть в армии, и потому не совсем то сказал, — раздумывал Фокин.— Когда же она была в армии? Неужели в эту войну? Лет-то ей немало, могла и в гражданскую... Так то детские забавы... А Иванов словно онемел,— видно, не понравился ему мой разговор с врачом...»
— Сержант Попов!—резко сказал Фокин.— Почему ты вмешиваешься в разговор командира? Не знаешь устава?
— Я ведь ни слова не сказал, товарищ капитан.
— Слов ты не говорил, но смеялся!
— А по-моему, никакого разговора-то и не было,— усмехнулся Иванов.
Подойдя к Тогойкину и взяв его за руку, старый Титов зашептал ему:
— Так ват, сынок, выходит, что все правда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102