Это было так, как будто ему только что предложили отречься от себя самого, перечеркнуть свое прошлое и настоящее.
— Да пет,— сказал Вандербрук подчеркнуто спокойно.— Вы ничего не понимаете в рекламе. Это поражение сделает для вашего питомца больше, чем любая победа, даже блестящая. Публике быстро надоедают полубоги. А бокс, в конечном счете, разве не спектакль?
— И это говорите вы?
Если б Марсель осмелился, он схватил бы Вандербру-ка за шиворот, выволок на середину ресторана и продемонстрировал бы ему благородное искусство. Но, как и все боксеры, он не любил драться вис ринга.
— Чем вы рискуете? — сказал Бельгиец.— Это матч молодых боксеров. Заработаете не так уж много, гораздо меньше, чем предлагаю я.
— Не знаю...— начал Марсель, сжав кулаки.
— Вас удерживает забота о карьере вашего питомца?— перебил Вандербрук тренера.— Но она от этого не пострадает, наоборот. Эта встреча для настоящих любителей будет захватывающей. Организаторы наверняка захотят устроить матч-реванш, и тут...
Марсель положил на стол свой огромный кулак, сжатый так, что костяшки пальцев побелели.
— ...И тут,— договорил Бельгиец, закуривая новую сигару,— Кид Черч раздавит Лу Реала.
Он не добавил при этом, что, обманутые поражением Кида в первом матче, все будут делать ставки на Лу Реала, обреченного на поражение.
— Публика ничего не потеряет,— продолжал Вандербрук,— а мы заработаем много денег.
Толстяк Марсель наклонился вперед, положив перед собой здоровые кулаки с узловатыми пальцами. Он был бледен, его нижняя губа дрожала.
— А если я набью вам морду? — проговорил он.
Не в состоянии дольше сдерживаться он бы, наверное, так и сделал, если бы в этот момент к нему не подошел Оскар.
— Марсель,— сказал он,—там вас спрашивает какой-то господин.
Тренер обернулся. У бара стоял, облокотившись на стойку, Хорошо одетый мужчина. Он что-то искал в черном кожаном портфеле.
— Вы позволите? — процедил Марсель сквозь зубы.
Он встал, а Вандербрук подумал, не воспользоваться ли ему моментом, чтобы уйти. Он прекрасно понимал, что этот человек способен сдержать слово и вышвырнуть его на улицу, избив до потери сознания. Но слишком многое было поставлено на карту, и стоило рисковать до конца, хоть он и начинал сомневаться, так ли хороша его затея, как ему показалось вначале.
— Добрый день, месье,— сердечно поздоровался с Марселем вновь прибывший.— Весьма сожалею, что вынужден вас побеспокоить.
Хотя он говорил довольно тихо, его голос все же доносился до Вандербрука, и он слышал почти весь разговор.
— Чем обязан, месье? — произнес Толстяк Марсель. Он подумал, что это должно быть какой-нибудь коммивояжер или страховой агент.
— Это вы Марсель Гренье, владелец ресторана?
Марсель ощутил неприятный холодок. Теперь он чувствовал, что, несмотря на внешнюю любезность, этот человек несет ему несчастье.
— Да, это я.
— Мэтр Корнель, судебный исполнитель,— представился мужчина.— Я должен вручить вам вот это.
Он протянул Толстяку Марселю листок голубой бумаги. Марсель стал лихорадочно искать очки и не нашел их. Мелкий шрифт и печати плясали у него перед глазами, и, казалось, что проклятый листок обжигает ему пальцы. Он выронил его, нагнулся, чтобы поднять, а страх, страх, которого он, старый боец, никогда не знал, выворачивал ему внутренности.
Счастье еще, что здесь нет Симоны — у нее больное сердце.
— Что это? — спросил он, наконец.
— Насчет закладной,—объяснил судебный исполнитель безмятежным, почти веселым тоном.— Вам дается неделя, чтобы заплатить всю сумму плюс проценты, то есть... сейчас посмотрим... то есть 480 000 франков. В противном случае на ваше имущество судебным постановлением будет наложен арест.
Он снова протянул бумагу Марселю.
— Но у вас есть еще неделя,— заметил он добродушно.— За неделю многое может случиться.
Многое! Дом заложен, задолжал всему кварталу - где же, черт возьми, за это время найти необходимую сумму?Марсель никогда не был большим спортсменом, и, когда наступило время расстаться с рингом, он ничего не нажил, в отличие от именитых своих собратьев. Он бы с удовольствием арендовал какой-нибудь зал для тренировок, но Симона и слышать об этом не хотела. Тогда он вернулся к своей первоначальной профессии — к кухне. И они влезли в долги, чтобы завести свое дело. Позднее все же ему удалось открыть маленький тренировочный зал, потому что ринг он забыть не мог.
По сути дела, неприятности начались, когда он приобрел этот зал. До этого дела как-то шли потихоньку. Но боксеры, которых он тренировал с неизменно юношеским энтузиазмом, были бедны и частенько голодны. А потом кто-то из них был женат и у него болела жена, у кого-то появлялся ребенок. Когда имеешь ресторан, где с клиентов не только не берешь плату, но еще безвозмездно ссужаешь их деньгами, труднб разбогатеть.
На что до сих пор надеялся Марсель? Разве что на неожиданную удачу. А теперь его брали за горло, вязали по рукам и ногам.Если их выкинут на улицу, без денег, без вещей, без средств, и им в их возрасте придется кочевать по отелям, как некогда в молодости, Симона умрет, ее сердце не выдержит.
— Спасибо...— прошептал он.— Спасибо.
Судебный исполнитель снял шляпу, прощаясь со всеми. Затем вышел на улицу, куда вновь вернулось солнце, окинул взглядом молодую прохожую в летнем платье и сел за руль своей машины. Жизнь продолжалась, безразличная ко всему.
Вандербрук развалился на диванчике. Судьба была за него. На этот раз он выиграл, он был в этом уверен.
— Итак? — произнес он.
Толстяк Марсель медленно подошел к Бельгийцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38