— Давно?
— Около трех месяцев. Вы же понимаете, в моем положении невозможно начать все сначала. В этом деле я не лентяй...
Таким образом, он признавал, что в других он таковым является.
— К несчастью, девки — как газеты в провинциальном кафе: они все уже в чьих-то руках. Мне надо бы какую-нибудь начинающую. Только вы сами понимаете, что, учитывая конкуренцию, начинающая к такому, как я, не пойдет.
— Прекрасная макрель! Прекрасная! — кричал неподалеку зазывала у рыбного прилавка.
— Со стороны Элианы бросить меня было тем более подло, что в это время я заботился о брате. Полуслепом, полусумасшедшем... Надо было выполнять все его прихоти. А похороны... Знаете, во сколько мне обошлись одни его похороны? Сто пятьдесят тысяч франков, месье, за маленькую ничтожную церемонию, которую я мог бы и сам организовать, обратись я прямо к кюре и в мэрию. Клянусь вам! В наше время умереть и то проблема!
— А у вашего брата не было доходов?
— У него? — воскликнул Жюль Бландье.— Во-первых, брат никогда не был великим боксером, и все деньги, которые получал, он тратил. А еще эти женщины! Я ему всегда говорил. Я старший, и у меня есть опыт, я мог себе это позволить. Малыш, говорил я ему, только рогоносцы дают девкам деньги. Он никогда меня не слушал. Если бы он последовал моим советам, при его внешности и с моими связями...
— С твоей щедростью ты не рискуешь стать рогоное-цем,— прошептала Роберта Валентину.
— Но на что же он жил? — спросил адвокат.
— Я ему немного помогал, пока Элиана была со мной. А потом Сильвер помог ему. В конце концов, в том, что произошло, виноват Сильвер. Он использовал Батлинга Лаки до предела. Разве он мало денег заработал на нем?
— Я не очень-то в курсе нравов, царящих в боксерском мире,— сказал Валентин.— А с похоронами Сильвер не помог вам?
— Как же! Подкинул мне жалкую сотню. А для остального предложил всем скинуться.
Валентин прикинул, что в таком случае похороны никак не отразились на бюджете Жюля Бландье.
— Но я этим не удовлетворился,— заявил мошенник.— Надо же было, чтобы он возместил мне то, что я потратил на Гаспара.
— Гаспара?
— Это имя Батлинга Лаки. Но он вернул мне далеко не все.
Валентин подумал, что братские чувства Жюля Бландье проявлялись довольно своеобразно.
— В сущности, что он из себя представлял, этот Сильвер? — спросил адвокат.
— Большая сволочь,—ответил Бландье не задумываясь.— Сволочь и скряга.
Чья-то фигура заслонила им солнце. Это оказался Толстяк Марсель.
— Послушай, ты, куриные мозги,—сказал он, обращаясь к Жюлю Бландье.—Мне нужно срочно повидать Ван-дербрука. Ты его, случайно, не видел? Добрый вечер, господа,— добавил он, вспомнив о вежливости.
— Полчаса назад Вандербрук был в тренировочном вале. Тоже собрался делать ставки?
— Ставки! — усмехнулся Марсель.
Он повернулся и направился вверх по улице. Симона, оставшаяся в баре, разбила в ярости два стакана.
— Что ты об этом думаешь? — спросила Роберта некоторое, время спустя, усевшись в машину рядом е Валентином.
— Что я, по-твоему, должен думать? — Валентин завел машину.
— Сильвер — сволочь? Странная сволочь, которая не бросает в беде конченого боксера и к тому же дает деньги его брату?
— Сейчас мы отправимся к мадам Сильвер,— сказал адвокат.
Толстяк Марсель облегченно вздохнул: Вандербрук был здесь. Он сидел в глубине зала «Маленькой сирены» в обществе неизвестной девицы и какой-то тусклой личности. Уж пора было Марселю найти его; целый час он разыскивал Бельгийца. Маленький зал его ресторана, должно быть, полон посетителей, и Симона наверняка сердится. Конечно, один вечер могли обойтись и без него, а он чуть позднее позвонит, потому что сегодня его ждут еще дела. Он должен съездить к мадам Сильвер. Когда он получит чек, он, наконец, расскажет жене, что произошло, какие трудности он преодолел, но не раньше, чем сможет окончательно успокоить ее.
Вандербрук взглянул на него удивленно и слегка насмешливо. Жизнь научила Бельгийца презирать людей, которых он мог купить.
— Как поживаешь? — спросил он.— Что случилось? Впервые он обращался к Толстяку Марселю на «ты». — Я хотел бы поговорить с тобой,— сказал Марсель, смерив взглядом сидевших за столом.
— О чем?
— Здесь не место для разговора. — Увидимся позднее.
— Нет. Сейчас же.
— Это так срочно?
— Да.
Вандербрук отставил стакан. Суровое лицо, жесткий взгляд Марселя вызывали беспокойство.
— Вы позволите? — произнес Бельгиец.
Он встал и потянул Марселя в другой конец бара.
— Что случилось?
— То, что я передумал. Я пришел вернуть тебе пятьсот тысяч.
— Ты что, с ума сошел?
— О, нет! Но я поразмыслил. Я не могу этого сделать. И к тому же, я думаю, Кид Черч не согласится. Это его первый крупный матч.
— Ну, это, приятель, другая история. Ты его видел?
— Нет, но...
— Откуда же ты знаешь, что он не согласится?
— Послушай, Роже. Такую вещь я не могу сделать. Повторяю тебе. Я пришел вернуть твои пятьсот тысяч франков.
— А судебный исполнитель согласен? — ухмыльнулся Вандербрук.
— Ты о моем исполнителе не волнуйся. Бери назад свои монеты и кончим на этом. Матч будет честный.
— Об этом не может быть и речи,— отрезал Вандербрук.— У меня с тобой и моральный договор. И материальный. Они остаются в силе.
— Нет! — произнес Толстяк Марсель.— Это грязная история, и я не хочу в нее впутываться.
— Надо было раньше думать,— снова ухмыльнулся Вандербрук.— Теперь отступать нельзя ни мне, ни тебе.
— Что ты хочешь сказать?
— Да ничего! Посмотри!
Он достал из кармана газету и бросил ее на стойку. Это был один из тех бульварных листков, которые читают лишь сплетники да ростовщики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38