Впрочем, принималось во внимание и то, что у дочери, студентки юридического факультета университета, нельзя было изменить расписание занятий...
Таким образом, в полном составе семья собиралась,, как правило, утром и вечером. Вместе садились к столу и вместе вставали. Но когда собирались в выходные дни, тогда четырехкомнатная квартира на втором этаже, двухэтажного дома, что стоит на проспекте Свободы, превращалась в на-
стоящий базар: споры, ссоры, остроты, смех не утихали ни на минуту.
И сегодня супруги обедали в одиночестве. Жена, убирая посуду, сказала:
— Ходишь сам не свой какой уж день... Что случилось, хожайын?—Она заглянула мужу в глаза, но тот отвел взгляд. Она обиделась.— Я все жду, что ты сам скажешь... Щеки подполковника затряслись.
Состояние мужа, за всю их совместную жизнь не скрывавшего от нее своих забот, не имевшего от нее тайн, а теперь замкнувшегося в себе так, будто на его плечи легла ответственность по крайней мере за судьбу республики, оказалось для жены большой неожиданностью. Раньше-то, едва переступив порог, он сразу начинал говорить — о радостях ли, о неприятностях. Выскажется и успокоится. А теперь молчал.
«Видно, сильно обидели». Придя к этому выводу, жена, не думая, к месту или не к месту говорит, спросила первое, что пришло в голову:
— Что, с начальством не поладил, хожайын? — Спросила и тут же прикусила язык. Зачем спросила о том,, чего никогда, не случалось и не могло случиться? Зачем говорить о том, во что сама не верила? И сразу же вспомнила последнюю новогоднюю ночь. Тогда ее всегда, как она считала, дальновидный муж, поднял тост:. «Выпьем за успехи! Питаем надежду, что пятилетку и мы выполним успешно, а потому есть слушок, что и нас не обойдут наградами. Наполним бокалы и поднимем их за то, чтобы слухи эти оказались правдой!» Может быть, не оправдались надежды и плохое настроение именно от этого? — Хожайын, скажи правду, не дали ордена?
Ходжа Назарович так посмотрел на нее, что она поняла — опять ошиблась: в обеденное время не обсуждают такие вопросы... Но он все же ответил:
— При чем тут орден? Буду рад,, если не отберут тех, что дали.— Ходжа Назарович, увидев, как вытянулось лицо жены, начал рубить сплеча: — Вот что вспомни: пятьдесят восьмой год! Халач! Аул Сурхи! Пропавшего парня! Вспомни в обязательном порядке!
— Подожди, подожди, хожайын, вспомнила! День рождения Селбишки... Десять лет ей... Созвали гостей, а ты...
— А я не мог быть на дне рождения своей дочери! Не мог быть вечером четвертого марта дома из-за пропавшего парня! Дело, которое мы не могли распутать, теперь расследует другой!
— Через столько лет?
— Через столько лет! И следствие идет успешно.
— Успешно?.. Как хорошо!
— Ты так думаешь?
— А тебе чего бояться? Или...— Она смотрела на мужа с недоумением, лотом какая-то мысль промелькнула у нее в глазах, она сжала ворот халата, недоумение в ее взгляде сменилось испугом.
— Чего ты боишься? Мои руки чисты, будь уверена! — Ходжа Назарович, решив, что слова его звучат недостаточно убедительно, вскипел: — Что ты вообразила! Что я могу есть дармовой хлеб? Или заработанный нечестно? Я не мог бы его предложить ни тебе, ни детям. Если ты можешь в этом сомневаться, очень жалею... Знай же, в чем дело: могу я быть спокойным, если на мою честь покушается сосунок, работающий у меня в подчинении? Да, однажды мой авторитет пошатнулся, хотят еще раз сделать то же самое...
— Если бы ты тогда потерял свой авторитет, тебя не повысили бы...
Ходжа Назарович стукнул пиалой по столу:
— Если бы не было того случая, я носил бы сейчас на погонах не по две звезды, а по три. Если бы не тот случай, я сидел бы не в этом кресле, в каком сижу сейчас, а в другом, получше. В обязательном порядке... Вместо того чтобы шагать по служебной лестнице выше и выше, я шесть лет топчусь на одном месте. Думаю, что это именно из-за того парня, что пропал. Если убийцу найдут, что дюне скажут? «Дорогой Ходжа Назарович, ты не смог своевременно раскрыть преступление, которое оказалось по плечу старшему лейтенанту. Ты,— скажут,— запутал дело, и по твоей вине оно тянулось десять лет...» Обязательно скажут так. Скажут — неспособный работник. А повод только дай, начнут сразу болтать!.. Знаешь, кто такой альпинист? Человек, который карабкается на .вершину, горы. А я сейчас такой альпинист, который сорвался и висит над пропастью. Но меня еще держит веревка, которую я сплел собственными руками. Если она не оборвется, я спасен...
Жена заплакала.
— Я же ничего этого не знала... Столько лет живем, а оказывается, каждый жил по-своему, хожайын. Оказывается, мы до сих пор не знали друг друга...
В то время как Ходжа Назарович исповедовался жене, Хаиткулы с высоты пять тысяч метров рассматривал в иллюминатор пустыню. Барханы отсюда были похожи на выросшие в песках грибы. Кроме них, казалось, ничего другого в песках не было. Но впечатление это было ошибочным. Хаиткулы, когда его глаз охватывал этот поистине .бескрайний мир, знал, что в нем идет бурная жизнь со своими радостями, заботами, надеждами. И сам он был частью этой жизни, активным участником борьбы за все самое светлое в ней... Он мысленно перенесся сначала туда, где он только что был. Марал, наверное, дома, вся в заботах о тое... А что там, впереди? Что делает Аннамамед? Это он виновник того, что Хаиткулы сорвался с места, почти завершив дело. Что он сказал по телефону? «Весьма важное письмо... Вылетай срочно». Посоветовался ли он хотя бы с Ходжой Назаровым? Впрочем, если письмо касается только этого дела, он имеет право принимать самостоятельные решения. Мысли Хаиткулы текли и текли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50