Когда он понял, что ему не мерещится, впереди действительно мелькает что-то серое, а не игра тумана и сгущавшейся мглы, — торопливо сдернул берданку с плеча, опустился па одно колено и стал целиться.
И через секунду опустил ружье.
Это была Сурэчки.
Несколько секунд он с удивлением смотрел на нее, не веря своим глазам. Как она оказалась здесь, так далеко от дома? Или это не Сурэчки, а бесплотное видение, ошибка его усталых, больших глаз?
Но это, несомненно, была Сурэчки.
И на мгновение Мурату стало не по себе — в этой неожиданной, почти невероятной встрече предстал ему какой-то странный неведомый пока смысл. Но он решительно тряхнул головой, отгоняя ненужные сейчас мысли, и осторожно направился к козе.
Сурэчки спокойно смотрела на него внимательными желтыми глазами. Когда между ними осталось шагов тридцать, она повернулась и неторопливо пошла прочь.
— Чывы, чывы, чывы...— стал звать Мурат, но Сурэчки так же спокойно удалялась от него.— Чывы, чывы, чывы,— продолжал звать Мурат, вытянув вперед руки, словно в ней была круто посоленная горбушка.
Но Сурэчки уходила все дальше.
— Чывы, Сурэчки, чывы, — негромко повторял Мурат.— Ты что, не узнаешь меня? Подойди ко мне...
Но не могла Сурэчки не узнать его — и все-таки уходила от Мурата. Куда, зачем? Шла она так уверенно, словно впереди у нее была ей одной известная цель. Какая? Он остановился, и почти тут же встала и Сурэчки, повернулась к нему боком, смотрела на него, словно хотела что-то сказать. Но стоило ему сделать шаг — и Сурэчки снова двинулась в путь. Как будто звала его за собой, но куда?
Давно уже накрапывал дождь, а скоро замелькали и мокрые снежинки. Стало еще темнее. Мурат тоскливо взглянул на низкое небо. Хоть бы добраться сегодня до дома. От одной мысли, что придется ночевать в горах, его пробирал озноб. Где тут укрыться, найти топливо для костра? Только снег и камни. И почему, собственно, он идет за Сурэчки, куда она ведет его? Если она не подошла сразу, то теперь уже вряд ли подпустит к себе. Не стрелять же в нее, в самом деле...
Мурат остановился, пристально смотрел на козу, ожидая,
что она будет делать. Сурэчки замедлила шаг, повернулась к нему. Мурат не двинулся с места. Сурэчки сделала несколько неуверенных шагов к нему, и Мурат снова позвал ее:
— Чывы, чывы... Иди ко мне, Сурэчки.
Но Сурэчки тут же повернулась и пошла прочь от него. Что это может значить? — недоумевал Мурат. Может быть, Сурэчки показывает ему дорогу к дому? Наверно, она все эти дни бродила здесь и знает каждую тропинку...
Мурат снова двинулся за ней, но ноги совсем уже не держали его, он стал задыхаться, и знакомая острая боль в груди заставила согнуться пополам. Кое-как отдышался, взглянул на Сурэчки — она покорно стояла в отдалении, словно ждала его. Мурат распахнул чапан, вытащил последний кусок ячменной лепешки, протянул в руке, хрипло позвал:
— Чывы, чывы... Сурэчки, иди ко мне...
А Сурэчки вдруг затряслась, будто увидела не лакомый кусок, а что-то страшное, заблеяла жутким голосом, повернулась и через секунду скрылась среди скал.
Мурат окончательно был сбит с толку. Чего так перепугалась Сурэчки? Не ружья же... Оно все время висело у него на плече, и до сих пор коза не обращала на него внимания. Это ружье было так же хорошо знакомо ей, как и сам Мурат... Он оглядел себя, натолкнулся взглядом на ножны. Неужели... Ведь этим самым ножом он из года в год убивал ее козлят. И Сурэчки ушла как раз после того, как он зарезал последнего козленка... И возможно, сейчас, увидев этот нож, она решила, что он хочет убить и ее... Может такое быть? Почему же нет? А если она вела его не к дому, а в какое-нибудь гиблое место, откуда ему уже не выбраться? Если, как в легенде о Коджоджаше, она решила отомстить ему за гибель своих детей? Где он находится?
Мурат осмотрелся, но что можно было увидеть в этой снежной круговерти? В тридцати шагах уже ничего не было видно. В какой стороне дом, куда идти? Почему так темно, от туч или уже действительно наступил вечер?
Он понял, что надо искать место для ночлега. Идти сейчас домой было бы безумием. Бог даст, к утру погода прояснится, он взберется на какую-нибудь вершину и сориентируется. В конце концов, не мог он слишком далеко уйти... А пока надо спуститься по распадку, найти укромное место и хоть какое- то топливо для костра.
Он побрел туда, где скрылась Сурэчки. Почему-то ему казалось, что дом должен быть в той стороне. А распадков и ущелий тут множество, выбирай любой. И, наткнувшись на
каменистое ложе высохшей реки, он пошел по нему, вглядываясь в берега. Снег превратился уже в настоящий буран, ветер жутко завывал в камнях и расщелинах, а удобное для ночлега место все не попадалось, и чахлые кустики годились разве что для пятиминутного костерка, у которого даже озябшие руки не отогреешь. А Мурата давно уже тряс настоящий простудный озноб, видимо, поднялась температура, и он с трудом сдерживал себя, чтобы не зачерпнуть пригоршню снега и отправить ее в рот — так хотелось пить, но он знал, что делать этого нельзя, жажду снегом не утолишь, а вот простудиться вконец, это пожалуйста...
Сухое русло наконец привело его к настоящей реке, в которой текла настоящая вода. Хотелось пить долго, пригоршню за пригоршней, но Мурат и тут сдержал себя, ограничился тремя глотками, знал — нельзя много пить, потом озноб затрясет еще сильнее. Огляделся, и почти сразу же взгляд его наткнулся на груду камней, как будто специально сложенных у подножия скалы. Чем не место для ночлега? Он прошел туда, а там и впрямь было заметно тише. А раз уж тут вода, то и с дровами большой проблемы не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94