Не то нас сомнут, как четверть часа назад на Русской улице. Мы должны идти на Вышгород!
Больше Рихи ничего не сумел сказать. Выкрик сбил его. Да едва ли его и стали бы слушать.
Толпа снова задвигалась. Большинство народа направилось вниз по Рыцарской улице. Рихи поискал глазами шпану и ее предводителя. На ступеньках уже никого не было. Он, может быть, искал бы их и дольше, но Брант потянул его с собой.
— Нам нельзя отставать,— сказал Брант. Это понимал и Рихи, он послушался и последовал за товарищем. У церкви он все же оглянулся, но и теперь не увидел широкоскулой рожи. Он заметил, что многие из толпы отстали. Почему-то сейчас это его уже не особенно трогало.
Когда дошли до улицы Харью, их было не больше сотни человек. Теперь среди них Рихи увидел знакомые лица — это были люди из комитетов безработных, из профсоюзных объединений. Рихи оставался рядом с Брантом, тот как будто держал его около себя. Рихи слышал, как тяжело он дышит, и замедлял шаг, чтобы беречь силы старика.
Шагали молча. Там, около Пожарного дома, Рихи усиленно разыскивал товарищей, а сейчас, когда они шли рядом, разговаривать как будто уже и не хотелось.
Вот и площадь Свободы. Тут Рихи охватило прежнее волнение: вся сторона, примыкающая к Карловско-му бульвару, кишела людьми. И вообще здесь было больше народу, чем обычно,— и на конечной остановке трамвая в центре площади, и перед строящимся семиэтажным зданием.
Внезапно он услышал цоканье лошадиных подков по мостовой.
— Стервецы! — произнес Брант.
Рихи увидел: на склоне Харьюской горки, на Комендантской улице был выстроен отряд конной полиции. Лошади фыркали и беспокойно били копытами.
А ниже, где кончается Карловский бульвар и начинается Комендантская, стояли рабочие. Рихи узнал их по внешнему виду, по тому, как они держались. Публика понаряднее и прочие зеваки смотрели издали. Но толку от таких зевак никогда не бывает.
Рихи и Брант присоединились к рабочим; влились в толпу и все остальные, пришедшие вместе с ними. Рихи тотчас же ощутил царящее здесь возбуждение. Но и тут люди не могли ничего предпринять, только стояли и бранили правительство. Конечно, и это — своего рода демонстрация, но едва ли она даст такие результаты, какие дал бы поход на Вышгород. А па Вышгород им дорога закрыта. Здесь рабочие подтвердили то, о чем Рихи догадывался: ни с какой стороны на Вышгород пройти нельзя, это уже пытались сделать, но всюду натыкались на полицейские заслоны. На улице Фальги выставлен отряд полиции, у Карловской церкви тоже.
Вдруг все другие звуки заглушило звонкое цоканье лошадиных копыт — эскадрон конной полиции тронулся. Он спускался по Комендантской, прямо на толпу. Рихи слышал, как полицейские понукают лошадей. Чей-то голос не то подстрекал, не то приказывал: «Наезжайте на них, наезжайте!» Неужели действительно врежутся в толпу? Лошади как будто боялись людей. Рихи видел, как ноги полицейских в блестящих сапогах сжимают бока лошадей. Лошади стали напирать на рабочих, оттесняя их все дальше.
Рихи почувствовал, что задыхается от ярости. Вокруг него толпа рассеивалась, люди отступали, никому не хотелось попасть под копыта. Рихи остался на месте. Он сегодня только и делал, что отступал. Больше он не хочет — пусть его хоть затопчут до смерти. Набрав воздуху в легкие, он крикнул изо всех сил:
— Долой власть, которая откармливает полицейских жеребцов!
Он крикнул бы и еще раз, у него в мозгу вдруг родились десятки замечательных мыслей, и кроме этих возгласов ему нечем было встретить насилие. Но он не успел: конные окружили его. Может быть, Рихи и на этот раз сумел бы ускользнуть из рук полицейских, может быть. Но он и не пытался. Он был по горло сыт унижением, он не слушал Бранта, вернее, даже не слышал, что кричит ему Брант, которого люди, убегая, увлекали с собой. Он напряг всю силу воли, чтобы не поддаться страху. Как раз в ту минуту, когда он открыл рот, чтобы снова крикнуть, почувствовал жгучую боль в затылке и понял, что его ударили. Еще один удар дубинки обрушился на него, шапка слетела с головы. Рихи не наклонился за своей истрепанной кепкой, он даже не пригнулся. Нет, он не согнется, он не покорится, пусть его тут же забьют хоть до смерти.
Еще удар.
УДИВИТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ
Аннесу это запомнилось так.
Они с Тийей бежали туда, где сверкало озеро. Правда, его синева, которую они увидели с песчаного холма, сейчас исчезла из глаз, перед ними снова встали дюны. Но ошибиться они не боялись. Эти песчаные гряды, где ровными рядами росли молодые сосны, Аннес знал как свои пять пальцев. По крайней мере, так он с гордостью заявлял. И это не была пустая похвальба, он здесь много раз бродил и раньше. Тогда отсюда еще возили песок в город. Повозки двигались нескончаемой вереницей по бревенчатому настилу, проложенному на дне карьера. На скрипучих повозках с высокими бортами иногда удавалось и прокатиться, ведь не каждый возчик отгонял ребят кнутом. Теперь в песчаных ямах тихо, карьер заброшен. Порой еще можно здесь встретить буйную стайку мальчишек или ищущую уединения пару, но и их становится все меньше. Пирита и Штромка привлекают сильнее, особенно Пирита.
Когда они взобрались на гребень следующего холма, снова возникла переливчатая ширь озера. Теперь оно уже больше не скроется, последняя дюна невысокая.
Аннес то и дело поглядывал в сторону — Тийя не отставала. Ее светловолосая голова порой исчезала за деревьями, но сейчас же появлялась опять. Чем ближе к озеру, тем ниже делались сосенки. Такие были низенькие, что Аннес решил: он сможет через них перепрыгнуть. Попробовал — и действительно получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62