По телу пробежала дрожь, но Аннес знал, что через полчаса он снова согреется, несмотря на ветер.
Аннесу нравилось, что их место работы находится на опушке сосняка. Собственно говоря, это не был настоящий строевой лес, вокруг зеленели молодые сосны лишь чуть повыше человеческого роста. Но дробить камень где-нибудь на голом пустыре было бы куда неуютнее. Заново прокладываемая широкая улица, которая должна была в дальнейшем носить звучное имя бульвар Свободы, оставалась правее, она прямо перерезала сосновую рощицу и достигала Пяэскюла. Сколько временных рабочих дробили здесь щебенку, Аннес не мог бы сказать. Отец говорил о сотне человек, их действительно могло быть столько, удары молотов слышались и вблизи и вдали.
Аннес сразу же круто взялся за дело. Сегодня он хотел показать себя не хуже других. Конечно, ему не угнаться за опытными камнеломами или каменщиками, которые привыкли ворочать камни, но от остальных он не должен отставать. И все же отстает — отстал вчера и может отстать сегодня, если не напряжет все силы.
Килль-кылькс, килль-кылькс, килль-кылькс! Так звенит и в кузнице. Звонко отзывается тот камень, который противится молоту, тот, что разваливается, издает более низкий звук, а иной булыжник раскалывается с глухим чавканьем, точно тыква. Чем меньше звонких ударов, тем больше щебня, а его к вечеру должна быть огромная куча. Сколько отдельных частичек в кубическом метре? Десять тысяч? Сто тысяч? Или целый миллион? И вот этот попавший сейчас в руки тусклый камень, наверно, упрямый, так и есть, черт, повернуть его другим боком, что ли? Как ни странно, это иногда помогает. Страшно твердый, молот отскакивает, как от металла, попробовать разве поставить на ребро? Если он, Аннес, будет вот так бить впустую, его груда и сегодня окажется меньше, чем у всех. Но, к счастью, не все камни такие неподатливые. И этот упрямец должен рассыпаться на куски, сколько бы времени ни ушло. Ага! Чертовски точно получилось, вот если бы с первого удара так. Тот краснолицый мужчина всегда бьет точно, он всю жизнь работает камнебоем. Когда-то у него самого была маленькая каменоломня, но и тогда, как он говорит, не выпускал из рук бурав, молот и лом. Еще до кризиса залез в долги, каменоломню продал с аукциона.
— Я как-то раз простудился,— услышал Аннес голос Астраля,— простудился и заболел воспалением мозга. Температура поднялась выше сорока одного, врач сказал, что надежды нет,— жена мне потом говорила. И тут произошла такая вещь — я разделился надвое. Одно мое тело лежало в постели, а другое стояло около кровати. Я сам смотрел на себя со стороны, иными словами — смотрело то мое тело, которое стояло. Новое тело вышло из комнаты, а старое осталось в постели. Я чувствовал, что нахожусь только в оболочке одного тела — нового тела. Когда я спускался по лестнице, мне встретилась старушка соседка, но она словно и не заметила меня. А я все шел и шел, как будто меня что-то подгоняло...
Тут низенький человек, которого Аннес про себя называл Астралем, сделал паузу, Аннесу было жаль, что он не слышал начала его рассказа, тусклый камень приковал все его внимание. Астраль не торопился продолжать, он искал подходящий камень. Аннес не терял времени, старательно дробил осколки, вокруг его ног уже образовался порядочный вал готового щебня. И когда Астраль опять сел и заговорил, Аннес не оставил работу, старался только бить потише, чтобы стук не заглушал голос рассказчика.
— А дальше было так — попал я на окраину города. Около лавки Капса увидел своего шурина, который разглядывал выставленные в витрине электрические лампы. Я толкнул его локтем, но локоть прошел сквозь него, он не почувствовал прикосновения моей руки, он вообще меня не заметил. Я зашел еще в аптеку, мне не понадобилось открывать дверь, дерево меня не задержало, В конце концов возвратился домой, опять увидел себя лежащим в постели, у жены глаза были полны слез. Жена переменила компресс, и когда она положила мокрую салфетку на лоб мне лежащему, я тоже почувствовал холод и снова очутился в своей старой оболочке. Поэтому я могу смело утверждать, что у каждого из нас имеется двойник. Так сказать, астральное тело. Аннес не смог удержаться:
— При сильном жаре людям представляются всякие удивительные вещи.
— Вы не первый, кто считает эту историю лихорадочным бредом,— вежливо возразил Астраль.— И я бы тоже решил, что это бред, если бы мой шурин действительно не стоял в тот самый день и час — точно в четверть четвертого — около лавки Капса, разглядывая витрину.
— Перед мировой войной, — заметил бывший хозяиц каменоломни, — я своими собственными глазами видел на небе крест, подумал — что-то страшное будет. И правда, нас постигло бедствие, началось кровопролитие.
— Я тоже слышал про этот крест,— произнес отец.— Сам я ничего на небе не видел, кроме солнца, луны и звезд. Северное сияние тоже.
— Не говори,— возразил старый камнелом, бросил молоток на кучу щебня и стал искать по карманам курево.— Моя сестра из Пыльтсамаа в свой смертный час постучалась в дверь к сестре, которая живет в Нымме. Сестра из Нымме говорила, что, когда она услышала стук, открыла дверь и никого не увидела, сердце сразу почуяло беду.
Астраль снова заговорил:
— Большинство людей никогда не замечают своего астрального тела. Я сам раньше не верил. Душа — это все, это свет и истина, а тело — лишь пустая оболочка.
Отец, тоже закурив, усмехнулся:
— Оболочка-то оболочка, однако же она требует, чтоб ее кормили, одевали, чтоб крыша над головой была. Вот и становишься рабом своего тела.
Разговор оборвался. Краснолицый, бывший хозяин каменоломни, встал и начал лопатой сгребать щебень, Щебень надо было ссыпать в аккуратную кучу, чтобы приемщикам было удобнее ее измерить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62