Вирма стал министром дорог, Аст — министром без портфеля. Аст ездил по стране, старался оправдать террор и убийства. Ты тогда был мальчишкой — в первом или втором классе, но помнишь, наверно, как людей расстреливали без суда. Аст пускал пыль в глаза и заграничным социал-демократам, которых ужасала происходившая в Эстонии дикая расправа над рабочими. Соцы из кожи лезли вон, чтобы поддержать власть палачей.
— Аст уже давно со всеми потрохами продался буржуазии,— сказал Аннес.
— Не только Аст. КТО был министром внутренних дел во время кровавого преступления в Изборске? Ты, конечно, не знаешь...
— Хеллат,— быстро вставил Аннес, он слышал об этом от отца.
— Да, Хеллат, социал-демократ Хеллат. Ты подумай над тем, что самые большие свиньи — как правило» соцы. Когда после немецкой оккупации власть белых висела на волоске, кто за границей с ног сбивался, чтоб призвать на помощь вооруженные банды? Михкель Мартна, самый уважаемый деятель у соцев. Именно он! О Рее я и говорить не буду. А сейчас политика соцев помогает вапсам пробраться к власти.
Рихи шагал так, словно тротуар принадлежал только ему. Аннесу казалось — не уступи ему встречные дорогу, Рихи оттолкнет их в сторону. Разговаривая, Рихи немного наклонял голову, чтобы Аннес не пропустил ни слова. Рихи говорил своим обычным голосом, то есть громко, нисколько не думая о том, что
1 В 1919 голу в Изборске были убиты буржуазией 25 делегатов I съезда профсоюзов Эстонии. (Примеч. переводчика.}
их разговор могут услышать. Аннесу ужасно хотелось бы быть таким же высоким, как Рихи, но это ему не Дано — у Рихи рост по меньшей мере метр девяносто. Аннес порядком отстал, хотя и он на два сантиметра Выше среднего жителя Эстонии. Никогда Аннесу не Ьравняться с Рихи ни ростом, ни шириною плеч, хотя Барни еще растут и на военной службе, и после нее. Не сравняться и в сознательности и уверенности в себе. Рихи знает очень многое, он, безусловно, связан с подпольем.
Неожиданно для самого себя Аннес пустился в спор.
— Ты валишь всех соцев в одну кучу. Знаешь ведь, наверно, что партия социал-демократов фактически раскалывается.
Рихи оглушительно засмеялся. Прохожие на них смотрели. Рихи, видимо, теперь это заметил и свернул В переулок, ведущий к покосам.
— Меньше всего я уважаю ваших левых болтунов. Они, правда, ругают вапсов и обвиняют руководство партии в том, что оно недостаточно последовательно выступает против фашизма, а сами они что делают? Только треплются! Ваши левые своими радикальными речами прикрывают подлость правых. Скажу тебе прямо, как старому другу: левые соцы — самые опасные в желто-черном социал-фашистском болоте на Тынисмя-ги. Левые в десять раз опаснее, чем асты, реи, пийска-ры и ойнасы. Старых сводников рабочие видят насквозь, уже научились. А левых еще не распознали. Своими радикальными разговорами левые только сбивают с толку простаков. Вот так и продают трудящихся буржуазии. Поверь мне, Аннес.
— Ты знаешь, что было в Тапа? Я тоже ездил в Тапа,— сказал Аннес тихо.
— Ты?!—удивился Рихи, и это больно задело Ан-неса. Поездку в Тапа он считал своим самым крупным делом. Они, правда, не достигли там своей цеди, не смогли сорвать всеэстонское сборище вапсов, на которое съехалось несколько тысяч дубинщиков, но переполох все же устроили. Потом дело дошло до драки. Аннес всего мог ждать от Рихи, только не того, что он высмеет и это мероприятие. А так оно, очевидно, и было — Рихи смотрел , на Аинеса по-прежнему иронически.
— Да, я!—Аннес тоже попытался придать голосу насмешливое звучание. Ему вспомнилось, как бранил
его за поездку в Тапа владелец их дома, как старался его вразумить. Хозяин не был вапсом, он считал, что среди вапсов слишком много бесштанных горлопанов, но еще больше он не терпел красных. По мнению хозяина дома, Аннес был самый настоящий красный. Хозяин тоже посмеялся над ним и сказал примерно так что, мол, тебе там нужно было, только колотушек заработал; посоветовал бросить политику, политика не приносит маленькому человеку никакой пользы, а до беды может довести.
— Старые пройдохи используют таких зеленых юнцов, как ты,— сказал Рихи, не отступая ни на шаг от своей позиции.— Им потом есть чем похвастаться,— вот, дескать, видите, как мы боремся! Я не отрицаю — есть среди вас искренние парни, которые считают, что в самом деле служат интересам революции. Балда, я же и тебя не считаю буржуйским прихвостнем! Но что таким образом одурачивают рабочий класс — это верно, как «аминь» в церкви. Чем больше рабочих поверят левым соцам, тем хуже. Тем хуже для трудящихся, тем лучше для буржуазии.
— А ведь правда — плохо, что Вокзальный бульвар и Тынисмяги все время между собой на ножах? — спросил Аннес.
Рихи свистнул.
— Знаешь, братец, я тебе сейчас скажу, чью песню ты поешь. Ты поешь песню мягкотелых соглашателей! Тех, кого железная метла большевистской критики выметает вон из революционного движения и кто сразу же перебирается под крылышко к соцам! Так скулит болото, дорогой братец. А не повторяешь ли ты жалобные сетования Натана? Натан уже довольно давно там болтается среди вас.
Рихи с торжествующим видом ждал, что ответит Аннес. Аннес вынужден был признать, что выстрел Рихи был метким, убийственно метким. Действительно, впервые Аннес услышал эту мысль именно от Натана. Натан был в глазах Аннеса большим авторитетом, иногда Натан вызывал у него такое же детски наивное восхищение, как и Рихи. По внешности и по поведению Натан был полной противоположностью Рихи: невысокий, худенький, тихий, уравновешенный. Натан тоже сидел в тюрьме, но меньше, чем Рихи, всего полгода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62