— Адрес?
— Улица Пилвитузе, 42—9.
И так далее — всякие сведения о его личности. Только после этого последовал вопрос:
— Вы участвовали в тайной сходке в лесу Козе-Люкати?
Аннес сейчас же ответил:
— Не участвовал.
Дознаватель посмотрел на него более внимательно. До этого он сидел, уткнувшись носом в бумаги.
— По имеющимся у нас сведениям, вы находились Первого мая в Козе-Люкати, где состоялась тайная сходка молодых социалистов. Не пытайтесь отрицать, молодой человек.
— В Козе-Люкати я ходил. О сходке мне ничего не известно.
— Кто вас позвал в Люкати?
— Никто не звал.
— Почему же вы туда пошли?
— Я часто хожу в Пирита и Козе.
— Кто был с вами вместе?
— Я ходил один.
— Пошли одни, а очутились на собрании,— удивился допрашивающий.
Аннес промолчал.
— Итак, вы отрицаете, что участвовали в тайной сходке в Люкати.
— Я не участвовал в сходке.
— По проверенным нами данным, вы вместе с другими молодыми социалистами и прочими антигосударственными элементами находились Первого мая в Козе-Люкати. Если будете отрицать, это лишь усугубит вашу вину.
— О собрании я ничего не знаю,
— А что же вы там делали?
— Загорал.
Опять на него был устремлен испытующий взгляд. Аннес подумал, что следователь должен заметить на его лице свежий красный загар.
— Кто выступал с речами?
— Я не слышал ни одной речи.
— Разрешите напомнить: выступал член Государственного собрания Саарман.
Аннес опять промолчал.
— О чем Саарман говорил?
— Я ничего не знаю о речи Саармана.
— Не будете же вы утверждать, что не видели Саармана в Козе-Люкати?
— Не видел.
— Вы знаете Саармана?
Аннес чуть не сказал, что не знает, но вовремя удержался: отрицая он мог запутаться.
— В лицо знаю.
— Зачем вы ходили в Козе-Люкати?
— Загорать.
— Кого вы встретили в Козе-Люкати?
— Натана Кийвера
— Кого еще?
— Эйго и Пехка.
— Только трех человек? Подумайте.
Так это и продолжалось. На время допрашивающий оставил Аннеса одного. Отсутствовал он долго. Аннес решил, что за ним тайком наблюдают, и сидел почти неподвижно. Он понимал, что следователь ему не верит, но что отвечать иначе нельзя. Еще одного он боялся: вдруг тот какой-нибудь хитрой уловкой заставит его проговориться! Он, Аннес, будет последним болваном, если попадется на удочку. В нем даже проснулся азарт, как будто они играли в какую-то игру на сообразительность. О Тийе и о том, что она его ждет, Аннес забыл.
Аынесу задавали еще много вопросов, вертевшихся вокруг одного и того же: кто его позвал в Люкати, кто участвовал в тайной сходке, о чем говорил Саарман. Наконец Аннеса отпустили. Перед этим допрашивавший написал протокол, прочел его вслух и попросил Аннеса подписать. Аннес даже почувствовал удовлетворение: он не выболтал ничего лишнего. Но ценность победы была невелика — его допрашивали вяло. Вяло, со скучающим видом, без перекрестного опроса, без угроз и запугиваний, только и слышалосы «Не отрицайте, молодой человек», «Нам все известно, молодой человек», «Признание облегчит вашу вину, молодой человек».
Когда Аннес выбрался из полиции, было уже темно. Опустевшие улицы отзывались эхом на его шаги. Ней сколько раз он незаметно оглядывался — нет ли «хвоиста». Но не заметил ничего подозрительного. Часы на ратуше показывали три четверти первого. Аннес не пошел домой, он поспешил к Тийе. Сам понимал, что это бессмысленно, Тийя уже спит, но все же пошел. Как и следовало ожидать, все окна двухэтажного дома в предместье были темны. И окно Тийи тоже. Аннес толкнул входную дверь, она была заперта. Если бы Тийй жила одна, Аннес бросил бы камешек в третье окно второго этажа, хотя в ответ на него посыпались бы одни резкие язвительные слова. А сейчас он только свистнул — так, как они, бывало, свистели в детстве, подавая друг другу сигнал. Тийя свистела нисколько не хуже его, кто бы мог подумать, что из нее вырастет изящная барышня, да еще и зазнайка.
Аннес свистел так долго, что в соседнем доме открылось окно и сонный женский голос спросил:
— Это ты, Оссь?
Аннес понял, что больше нет смысла тут дурака валять, и ушел. В душе осталась обида: чужой человек услышал, Тийя не услышала. Не услышала потому, что не хотела. Аннес ругал полицию, которая так его подвела. Бранил и себя — почему он, перед тем как идти на Пагари, не забежал к Тийе. Домой он пришел в самом убийственном настроении.
Когда Аннес шагал к дому, ему и пришла в голову мысль, которая его просто испугала: откуда охранная полиция знает, что происходило в Козе-Люкати? Нет ли здесь предательства? Без помощи предателя охранка не могла бы так подробно быть осведомлена обо всем, что было в лесу. Тот следователь или шпик с линялой физиономией, чтобы помочь Аннесу все припомнить, назвал фамилии двух-трех десятков товарищей, которые действительно участвовали в сходке.
Аннес ответил, что не видел их. Люди в лесу, конечно, были, но ему неизвестные и незнакомые. Кроме Натана, Эйго и Пехка он не назвал ни одной фамилии. А полиция знала не только о том, кто присутствовал на собрании, она знала и содержание речи Саармана. Са-арман действительно выступал, и говорил он именно то, что Аннеса заставляли подтвердить. Когда Аннес упрямо заявил, что не слышал ни Саармана, ни кого-либо другого, следователь, «чтобы освежить его память», сам изложил речь Саармана. Ей-богу, как раз это Саарман и говорил! Говорил, что сейчас надо положить начало такой работе, которая должна остаться скрытой не только от властей, но и от известной части рабочего движения. Тут Аннес подумал, что, наверное, оратор, говоря о части рабочего движения, имеет в виду Рея, Ойнаса, Аста и других, которые недавно на время закрыли Союз молодых социалистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62