Все равно необходимо вести в профсоюзах революционную работу, ибо других организаций нет. Рихи перед своим отъездом тоже вступил в профсоюз строительных рабочих, хотя по-прежнему смотрел косо на главных деятелей с Тынисмяги. И если статья «Коммуниста» в некоторых отношениях как будто противоречила тому, что утверждал в свое время Рихи, это не уменьшило авторитет Рихи в глазах Аннеса.
Флаг снова захлопал, и Аннес опять передернул плечами, ему стало прохладно. Тут он услышал, что у него за спиной кто-то взбирается на крышу: такой звук бывает, когда нога в грубом рабочем ботинке на толстой деревянной подошве поскользнется на черепице. Наконец-то Пээтер явился, подумал Аннес и еще раз посмотрел на листок бумаги, который держал в руке. Это был план замковой кровли. Ведь Аннес не просто грелся на солнышке, сидя на гребне,— он аккуратно вычертил все скаты крыши, которые имели вид параллелограммов, трапеций и треугольников. Замок представлял собой здание с внутренним двором, несколькими корпусами и боковыми пристройками, и крыша его тоже была в плане зубчатой, с выступами и выемками, местами — в несколько скатов. Аннес уже продумал, откуда начинать и как измерять, чтобы точно определить величину всех площадей крыши. Просто счастье, что он учился черчению, что он умел не только прочесть чертеж, но и сам составить план. Вычерченный им проект двухэтажного жилого дома фигурировал даже на школьной выставке. Ребята в школе иногда обзывали его инженером.
Оказалось, что на крышу взбирается не Пээтер, а солдат. У Аннеса мелькнула мысль, что комендант и в самом деле прислал вестового, чтобы тот прогнал Аннеса с крыши. Но, подумав так, Аннес не торопился вставать. Чего тут еще трепыхаться, раз тебя все равно взяли на мушку.
Солдат, как видно, не был ни кровельщиком, ни трубочистом, он все время скользил и спотыкался, подошвы у его сапог были толстые, негнущиеся. По его погонам Аннес определил, что это капрал. Наверно, в муштре отличился или вообще пройдоха.
Капрал сел рядом с ним и спросил, нет ли закурить. Аннесу пришлось ответить отрицательно, он не курил.
— Да и я не курю,— сказал капрал.— Спросил просто так. Как иначе разговор начнешь?
— Ну, если только для разговора, значит, не беда, что у меня нет папирос.
— Не беда,— согласился капрал, как видно, деревенский парень.— Я смотрел сверху, с башни,— сидишь ты тут один и временами как будто посмеиваешься. Я тоже, бывает, так сижу, потому и пришел.
— Погода хорошая, и видно отсюда далеко,— ответил Аннес, вполне поверив, что капрал действительно пришел просто так.
— С башни видно еще дальше. Я вижу свой лес. В точности не знаю — правда ли это наш ельник, только думаю так. Я из Падизе.
— С башни наверняка видно верхушку Кейлаской церкви,— заметил Аннес.— Но от Кейла до Падизе еще порядочно.
— Лошадьми — один день пути. А поездом четверть часа.
— Разве Падизе стоит у железной дороги?
— Нет. Но если так прикинуть...
Капрал, по мнению Аннеса, был занятный парень.
— Если так прикинуть, тогда конечно,— согласился он.
— На башне никогда скучно не бывает. У ворот куда скучнее,— продолжал капрал.— Долго ли будешь глазеть на машины и господ. Спервоначала, правда^ было интересно. Видишь и президента, и первого министра. Тыниссон как-то прошел от меня в двух шагах. Важный такой барин, с козлиной бородкой. А всех министров я и до сих пор не знаю. Да и что такое министр — человек как человек. На иного глянешь — пря« мо смех разбирает. Но на посту смеяться нельзя. А на башне делай что хочешь, никто не видит и не слышит... Крышу уже кончаете?
— Дня два-три еще пройдет, сейчас начинаем обмерять.— Аннес нашел подходящий момент, чтобы объяснить, почему он сидит здесь наверху.— Жду своего напарника.
— Вы всегда работаете по двое?
— Нет, не всегда, но обмерять одному нельзя.
— Ну да, один должен держать ленту.
— А у вас порядок строгий?
— Как в Выборгской школе. Все время ходи по струнке. Увольнительные дают, как милость божью, Мне-то все равно, город чужой. Ты в Падизе бывал?
Аннес кивнул. Он ответил бы утвердительно, даже если бы о Падизе и понятия не имел: капрал ему нравился.
Капрал был явно доволен.
— Монастырь знаешь? Наша усадьба — от монастыря в сторону моря. Километрах в четырех. За покосом начинается большое болото, земля не бог весть какая.
Место низкое, сырое. Сколько ни копай канавы — толку мало. Болото наступает.
— Лишняя влага и камни на полях — для земледельца сущее наказание,— заметил Аннес.
— Откуда ты знаешь, ты же городской парень?
— Велика ли наша Эстония.
— Посмотришь с башни — все ж таки порядочный кусок земли. А то, чего не видно, еще в десять или в сто раз больше.
— Кусок-то кусок, но не такой уж большой, чтобы не знать, как где народ живет.
— Я, например, не знаю, как ты живешь. Наш полковник знает, он живет в городе.
— Он, кажется, из деревни. Сын богатого хуторянина.
— Откуда ты и это знаешь?
— Читал где-то. В газете, что ли, уже не помню.
— А про нашего капитана тоже что-нибудь знаешь?
— Едва ли. Как его фамилия?
— Энгельман. Юлиус Энгельман. Свинья, а не человек.
— Почему свинья?
— Сифилисом болен, падаль.
— Это еще не значит, что свинья.
— Сифилисом болен и к мальчикам пристает.
— Ну тогда, конечно, свинья.
— Я и говорю.
— О таких вещах нигде не пишут.
— Еще бы. А ты знаешь, что за вами следят?
— Это еще зачем? — спросил Аннес и насторожился.
— Рабочие — неблагонадежный элемент. Когда вы вечером расходитесь по домам, какой-то в штатском обшаривает все углы на чердаках.
— Ты тоже считаешь, что мы неблагонадежные?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62