Этот старый двухлитровый бидон для молока и правда был удивительный.
Когда Аннес шагал по коридору, сбегал с лестницы и пересекал двор, эта посудина еще ему не мешала. Но чем дальше, тем тяжелее она становилась. Она так его обременяла, что Аннес охотнее всего забросил бы ее куда попало. Он уже десятки раз мысленно швырял ее через заборы, оставлял бог знает где, но только мысленно. В действительности же он еще крепче сжимал ручку бидона, хотя она прямо жгла ему пальцы.
Аннесу казалось, что все смотрят, как он идет с болтающейся в руке посудиной. Смотрят и понимают, куда он спешит. Чем ближе подходил Аннес к своей
цели, тем явственнее ему представлялось, что люди видят его насквозь, догадываются о его пути. Л этого Аннес никак не хотел.
Аннес не всегда ходил одними и теми же улицами. Он шел то по улице Койду, то сворачивал на Большую Американскую, то делал большой крюк и появлялся со стороны Пальдиского шоссе. Но ничто не помогало. Какую бы дорогу он ни выбрал, его в конце концов выдавал бидон и то место, куда его послали.
Самыми тяжелыми казались последние сто метров. Но их надо было преодолеть. Если тут встречались какой-нибудь парнишка или девочка с манеркой в руке, Аннес был твердо уверен, что они идут именно оттуда, куда направляется он.
Сегодня все было как обычно. Мама еще раз выполоскала бидон, поставила его перед Аннесом на стол и сказала:
— Ну, сбегай быстренько.
И при этом улыбнулась как-то примирительно, или ободряюще, или грустно, во всяком случае немножко необычно. Сестра еще не пришла из школы. Она первый год ходила в среднюю школу, а там бывало больше уроков, чем в начальной школе, где Аннес учился в последнем классе. Конечно, шестой класс начальной школы или первый класс средней — разница невелика, в выпускном классе начальной тоже бывает почти всегда шесть уроков. Но сегодня как раз было пять уроков, и Аннес пришел домой раньше. Аннес натянул полученное из «общественной помощи» зеленое пальтецо с разрезом сзади; оно было перешито из поношенной шинели и с самого начала выглядело старым. Схватив бидон, Аннес вышел и с шумом захлопнул за собой дверь. Он совсем не собирался выражать свое недовольство, хлопая дверью, рука будто сама собой чересчур сильно дернула за ручку.
С лестницы Аннес спустился в два прыжка. Наверх он поднимался как все другие, только шагал через две или три ступеньки, смотря по настроению; но вниз прьь гал, точно дикий зверь. Точно дикий зверь — это сказала Тийя, и Аннес был доволен, что о нем так говорят. Если бы не мешал бидон, Аннес очутился бы внизу одним прыжком. Нагнулся бы всем телом вперед, уперся руками в стенки узкой лестницы и бросился бы вниз. Он всегда приземлялся благополучно. Когда-то давно он упал с лестницы и после этого начал заикаться, но
сам Аннес этого случая не помнил. Иногда, если волно-вался, он заикался и сейчас, но все реже. Никто из пацанов не отваживался повторить его рискованный номер, не говоря уж о Тийе. Не будь этой проклятой посудины, Аннес и сейчас пролетел бы по воздуху, хотя внизу площадка была покрыта льдом. Мешал бидон.
Во дворе жена маляра выколачивала болтавшийся на веревке полосатый коврик. Другие жильцы так не выбивали половики, просто трясли вдвоем, только она колотила выбивалкой, словно на веревке висел какой-нибудь персидский ковер. Жена маляра была занята, она и не заметила, наверное, ни Аннеса, ни его бидона. Около прачечной Тийя и другие девочки с разбегу скользили по замерзшей луже. Не будь посудины, Аннес тоже попробовал бы — скользко ли. Но сейчас он прошел мимо девчонок как можно тише. Только повертел бидон за ручку вокруг пальца. Если Тийя оглянется, она увидит, что Аннес настроен превосходно и отправляется не дальше, чем за молоком.
Но Тийя не повернула головы, и Аннесу даже стало досадно. У Тийи был удивительный взгляд, не такой, как у других девочек. Иногда от ее взгляда Аннесу делалось весело. Он решил, когда вернется, зайги к Тийе и посмотреть, справилась ли она с математикой. Аннес часто бывал у Кольвов, хотя мама теперь это не очень-то одобряла. Не из-за Тийи, к Тийе мама относилась терпимо, а из-за ее старшей сестры, которая стала шлюхой. Хотя Аннес отлично понимал, что такое шлюха и что значит, когда ею делаются, он не презирал старшую сестру Тийи. Вильма в его глазах была ничуть не хуже и не лучше других девушек, прошедших конфирмацию; если она и спит с мужчинами — что с того. И даже будь Вильма хуже других, Тийя-то остается прежней. Тийя — такая девчонка, что в гулящие не пойдет. Единственное, чего Аннес боялся у Кольвов,— это ссор между стариками. В таких случаях дед Кольв начинал гнусно ругаться и кидался на жену с кулаками. Та в долгу не оставалась, отвечала громкой бранью и, если потасовка разгоралась, швыряла в старика чем попало. Это было противно слышать, еще противнее —• видеть. Тийя, которую ничто не могло смутить, которая умела дать по носу любой девчонке или парню, вздумай они ее задеть, страшно стыдилась этих драк. Если бы Тийя так не выходила из себя, Аннесу тоже было бы ни холодно ни жарко от стычек между стариками Кольвами.
Прежде чем выйти на улицу, Аннес бросил быстрый взгляд налево — не стоит ли на углу хозяин лавки, помещавшейся в их доме. Когда покупателей не было, бакалейщик от скуки прохаживался взад-вперед перед лавкой. Иногда топал на угол и там покуривал, засунув руки в карманы, в своем фаргуке, измазанном селедочным рассолом и керосином. В таких случаях Аннесу приходилось ждать. Если бы лавочник увидел, что он уходит с бидоном в руке, подумал бы бог знает что, например, что Аннес идет в другую лавку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62