Слишком узкий у него кругозор для его должности. Не умеет ничего отложить для себя и своих друзей. А у меня натура другая. Поэтому у меня за поясом булькает фляжка, а у него не булькает. По правде говоря, это водка Мяги, он ее в военторге купил. Получайте пропуск, который Тяэгер требует.
Тислер подсел поближе к Кальму.
- Ты не врешь? - допытывался он.-- Значит, Вера действительно была... ну, как это у женщин... ты понимаешь?
- Не вру. Разве Вера сама не писала?
- Писала, Энн, писала, я верю. Спасибо, Энн, за доброе слово! И выше голову! Никого из нас война не радует. Легко ли мне было? Легко ли тебе было? Видел тебя в госпитале - кожа да кости, боль да муки. А кому легко? Что нас впереди ожидает? Я не знаю, увижу ли своего третьего ребенка. Ты не знаешь, вернешься ли в Таллин. Но время не такое, чтобы киснуть. Сперва нужно с фашистами рассчитаться. Тяэгер, налей мне еще. Сибирского.
- На будущий год, может, до дома дойдем,- сказал Вески, глядя в топящуюся печь.
- Дойдем! - заверил Тяэгер.- Дойдем, чтоб мне провалиться!
- Да, домой хочется,- произнес Сярглепп. Рауднаск заметил:
- Война еще не выиграна!
- Да. Но мы победим. Ты что, ослеп? Не видишь, что происходит? - загремел Тяэгер.
- Я не хочу думать о войне,- заговорил Вески,- война мне уже перевернула внутренности. На перевязках волком выл. Каждый день, целый месяц. Орал и плакал. Зачем мне война? Мое дело - пахать и сеять. Получил землю, дом построил. Под березами. Но я понимаю, что, пока мы не Выгоним фашистов, мне не пахать и не сеять в Рабааугу.
- Не пойму, по чему ты больше скучаешь - то ли по рабааугуской земле, то ли по Юте? - поддел его Вийес.
- Рабааугуская земля, Юта и я - это одно.
- Послушай, Юри, что я тебе скажу. Юта не такая уж мелочная, чтобы не простить тебе фронтового греха. Хочешь, познакомлю с шикарной бабой? Для утешения и бодрости духа Дыхание остановится, когда увидишь ее. Для меня она слишком серьезная. Отсюда километра четыре. Это не легкомысленная юбчонка. Симуль вокруг нее крутился - так послала куда подальше. А солидный дядя вроде тебя ей подошел бы.
- Ты, Вийес, еще мальчишка. Бегай, раз охота, а взрослых мужчин оставь в покое,- выговаривал ему Рюнк.- Юри, в будущем году мы должны быть дома. Я с Вильмой приеду к тебе з Рабааугу з гости.
- Пиво Юта варит такое, что.
- Вильма споет нам .
- Я покажу вам карточку Юты и дочери,- сказал Вески, и все снова рассматривали фотографию, сделанную сыном рабааугуского Сасся Стройная с крепкими руками, белокурая женщина и светловолосая девчушка стояли под белоствольными березами.- Теперь эти березы на моей зехмле. И под ними мой дом. Ветви нависают над крышей. Красивый дом, ребята. Не успел достроить. Но я дострою, я должен достроить. Ради этого можно стерпеть даже, когда в твоих кишках копаются.
- Жаль, что у меня нет карточки Вильмы и сына,- пожалел Рюнк.- Пошла на дно вместе с пиджаком и остальным... Ну, увидишь, когда к тебе погостить приедем.
Вийес в это время агитировал Кальма.
- Я познакомлю тебя с девчатами из железнодорожного батальона,- горячо говорил он.- Не пожале, ешь! В одну я влюбился. Мечта, неземное существо! Я Машу уже четыре раза видел, а поцеловать не смею. Только чертовски далеко.
- А разве Кирсти Сарапик больше не твоя мечта? - уколол Мяги.
- Почему! Ее рыцарем я останусь до смерти. Танцевал с ней. Легкая, как воздух. И рука у нее...
- Сарапик? Ваша Кирсти пепеже нашего командира полка,- презрительно сказал Лоог,
- Заткнись! - рявкнул через стол Тяэгер.- Нечего хулить женщину, с которой ты сам не спал... Да и тогда держи язык за зубами.
Лоог издевательски засмеялся.
Вдруг встал Кальм. Он схватил ефрейтора за плечо
- Что значит этот смех? Ты хочешь сказать, что.. Говори!
Вспышка Кальма, до сих пор сидевшего молча, удивила всех. Кальм яростно тряхнул Лоога.
- Отпусти... Вы все...- пробормотал тот.
- Отвечай!
- Слышишь, что у тебя спрашивают?!-загремел" в свою очередь, Тяэгер.
- Все говорят... что Сарапик... любовница полковника.
Кальм отпустил Лоога.
Вийес протянул Энну свою кружку.
- Возьми. Успокойся. Лоог - дерьмо. Он не понимает, что такое красота, чистота. Все своим языком готов опоганить.
Потом они пили самогон, хвалили Кальма, Тислера и Сибирь, где гонят такой чистый и крепкий напиток. Вески говорил с Тислером о сибирской земле, о полях, о хлебе и считал, что для Эстонии колхозы не подходят. Тислер утверждал, что без колхозов не свернуть шею рабааугускому Сассю.
Эрих Сярглепп заговорил с Кальмом:
- Смеху еще будет! Хочу в комсомол вступить. Что ты об этом думаешь? Мне было девятнадцать, когда меня мобилизовали. Отец к новой власти относился недоверчиво, боялся, что дом национализируют. Семи метров не хватило до нормы. А я ничего не боялся. Ходил в школу, как и раньше. Подсмеивался над комсомольцами, да так, просто из моды. Вдруг война и приказ явиться в военкомат. Тетки-у меня много теток- вздыхали: "Что теперь будет?" Мать потеряла голову. Отец сказал: "Придется идти, у советской власти суровая рука". Пошел. Новенький рюкзак, ложка, нож и вилка из нержавеющей стали - их я сменял на табак на строительстве тракторного завода. Шамовки мне положили столько, что я кряхтел. Свитеры, шерстяные носки, теплые рубашки... напихали полный мешок. Нелегко мне было в армии - ведь мать и тетки меня всегда холили и нежили. Надо мной смеялись, дразнили, пару раз смазати по морде. Тогда уж я рассердился и влепил одному сдачи. С этого времени оставили в покое. Когда вы вели бои под Луками, я делал "встать-лечь" в запасном полку. Очень хотелось на фронт. Написал два рапорта, только в мае отпустили- Теперь я здесь. Тяэгер - стоящий мужик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83