— Роогас честный человек,— заметил Пыдрус—~ Не понимаю я Юрвеиа.
Настроение у Лапетеуса все поднималось, он подумал, что теперь никто не может указать на него пальцем.
Паювийдик сказал:
— У меня даже дух захватило, когда Роогас в ?гот раз спросил: «Нет ли где-нибудь бесхозного автомата или винтовки?» Шапку долой перед таким человеком! Что-то не пойму я, какой это штуковиной взвешивают людей призванные и назначенные деятели. Ты, капитан, все же настоящий гвардеец.
— Да уж те, кому доверены весы, свое дело знают,— Хаавик выразительно посмотрел на остальных и перевел взгляд на танцующих.
Ему было скучно. В ресторане, правда, появлялись все новые посетители, но женщин, которые заинтересовали бы его, он не находил. При этом думал: продолжаются ли отношения Андреса с Хельви? Возможно. Но, несмотря ни на что, он не верил Лапетеусу.
Паювийдик с издевкой заметил:
— Шутник, ты думаешь, что если бог дает должность, так он и разумом наделяет?
Хаавик не терпел Паювийднка, в его присутствии несколько терялся. Он сделал вид, что не расслышал.
— Тебя послушать, так создается впечатление, что ты делишь человечество на две части,— ответил за него Пыдрус.— На начальство, или на дураков, и на подчиненных, или умных.
Хаавик захохотал. Засмеялся и Паювийдик.
— Это не совсем так. Тупицы есть и среди руководителей и среди руководимых. Процент болванов там и тут примерно одинаков. Но дурость отдающих приказы видна дальше, чем глупость выполняющих приказы. Вот в чем дело. Я бы хотел, чтобы на высоких постах находились только такие люди, которые могут поделиться умом. А кое-кто из тех, кто со рвением лезут вверх, забывают, что чем выше ты взберешься, тем ясней видна скудность твоего умишка. Я что, опять глупости говорю, Виктор?
— Твои уста, о Соломон, источают мед высочайшей мудрости!
— В нашей системе Роогас пойдет далеко,— произнес Лапетеус.
— Когда я вижу, как у нас порой дела делаются, чертовски не по себе становится,— заговорил серьезно Паювийдик.— Возьмем строительство. Ведь паршиво строим. Меня один из помощников министра, недолго думая, обозвал подголоском капиталистов. Я посмел сказать ему в глаза, что раньше строили лучше. Почему? И моя башка понимает: дома растут как грибы, а опытных каменщиков, плотников, маляров, водопроводчиков не хватает. Значит, что надо предпринять? Выучить хороших мастеров. Чтобы лет через пять-шесть их было достаточно. И ценить людей, у которых золотые руки, чин чином оплачивать их работу. Окружить и заботой, как ты, Виктор, в газете пишешь. Начальники поют то же. А в действительности пытаются выполнить план с летунами, собранными со всего света. Из себя выводит.
Лапетеус огляделся и посоветовал!
— Немного потише, браток.
Водки пили мало. Хаазик время от времени танцевал. Говорили о разном. Лапетеус все время вспоминал военные годы, а Паювийдик снова и снова переводил разговор на настоящее.
— Нам нужно невероятно много сделать,— говорил он, войдя в азарт.— Прямо до умопомрачения. Посмотрите на Таллин! Полно развалин и мусора. А Нарва—вспомнить страшно. Тарту —не хочется и думать. Все нужно отстроить. Кто это должен сделать? Мы, гвардейцы. Я говорю не только о строителях —о всех нас. Мне чертовски больно смотреть на развалины. Но знаете, одно радует. Что так много работы. Когда все будет восстановлено, и тогда мы будем тонуть в работе. Это дьявольски хорошо ощущать. До лета сорокового года я только и знал, что искал работу. С тех пор как перестал быть ребенком. Думал: счастье человека в работе... Так я думаю и сейчас, хотя работы теперь столько, что всякие рвачи только хихикают. Что ты косишься, адъютант? Говори, печать!
Пыдрус слушал с интересом. Хаавик подмигнул Лапетеусу.
— Что за счастье приносил тебе труд при капиталистической формации?—сказал он свысока.— В обществе, основанном на эксплуатации, труд всегда —рабский труд. В период построения социализма все, конечно, обстоит совсем иначе. Теперь труд стал делом чести, доблести и славы. Вдави эту элементарную истину себе в башку.
Паювийдик захохотал.
— С какой страницы какой брошюры ты это читаешь и списываешь? И вообще, ты, формирователь общественного мнения, знаешь ли, что такое труд? Труд, создающий материальные ценности. Видишь, и я кое-какие словечки знаю. Удивительно, увереннее всех о работе говорят те, кто сами-то палец о палец не стукнули.
Хаавик развел руками. Взгляд его, обращенный к товарищам, говорил: ну как ты разъяснишь теоретические истины зубоскалу, который еле-еле окончил шесть классов и во время войны каким-то образом получил сержантские нашивки?
— Дорогой оракул правды,— не успокаивался Паювийдик,— не относи к себе того, что я сейчас скажу, о присутствующих ни один разумный человек не говорит.
Должен признаться вам, гвардейцы, что я не перевариваю деятелей, которые, услыхав где-то, что труд в классовом обществе — рабский труд, теперь повторяют это до бесконечности — устно и письменно. В другом месте они вычитают, что труд в Советской стране— это дело чести, доблести и славы, и долдонят так, что слушать тошно. Еще пытаются поучать тебя! Поднимают уровень твоей идейно-политической сознательности! Да черт подери, что я, этого сам не знаю! Но я знаю и другое. Что весь мир держится на труде и что если человек — человек, то он всегда ценит хорошую работу и радуется хорошей работе. Прозит, друзья! Хаавик пошел танцевать.
— На плечи нашего поколения легли гигантские задачи,— вставил Пыдрус.— Главное, чтобы мы правильно понимали цель своей жизни.
— Цель моей жизни...— Паювийдик задумался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75