Пыдрус заметил, что Роогас сильно постарел. Но ой по-прежнему сохранил военную выправку, тщательно следил за своей внешностью.
— Посидим где-нибудь,— предложил Роогас.
— Я с большим удовольствием погулял бы,— ответил Пыдрус.— От сидения за столом вырастет горб. А когда выберешься из четырех стен наружу, то и тогда не гуляешь, а бежишь по улице.
Хотя Роогас охотнее зашел бы в кафе где-нибудь на окраине города, он согласился с Пыдрусом.
— Многие проклинали долгие походы перед Великими Луками,— продолжал Пыдрус.— В том числе и я. Мне было легче, чем солдатам: мой вещмешок находился в санях хозвзвода, о нем заботился связной, а рядовой и сержант тащили на плечах пудовый груз. Но и меня утомляли и мне надоедали непрерывные перемещения с одного направления на другое. Когда ночь напролет протопаешь с холма на холм, то утром не порезвишься. А теперь эти марши кажутся такими чудесными. Если б можно было сейчас послать все к черту и прошагать сотню километров...
Роогасу подумалось, что Пыдрус нарочно говорит о пустяках. Это почему-то раздражало.
— Не люблю бродить без цели,— резко сказал он.
— Разве вы никогда не ощущаете потребности расслабиться? — спросил Пыдрус.
— Какой толк вечер или даже целый день предаваться детским глупостям, если десять следующих дней тебя будут гнуть в дугу!
Роогас почувствовал, что он вспылил. Что защитный слой, которым он прикрывался, опять ломается и все выбивается наружу. Последнее время это случалось все чаще. Каждый раз после того, как при посторонних он обнажал свою боль, ему было не по себе. Но слово не воробей, вылетит — не поймаешь
— А вы мечтали, что все придет само собой? — спросил Пыдрус.— Без трудов? Счастье просто упадет в руки? И после войны не будет больше никаких трудностей, ни одного камня на пути, о который можно ушибить ногу?
Раздражение Роогаса возрастало.
— Во время войны все было ясно. В двухстах или трехстах метрах к западу, юго-западу или северо-западу находился враг, которого нужно было атаковать, прогнать, разгромить, уничтожить. Фашизм был моим врагом, и я благодарил судьбу, что в вихре бурь не попал на чужую сторону. Рядом со мной шли товарищи, они делали то же, что и я. А спроси теперь, кто мой друг, а кто враг, я не сумею ответить.
Пыдрус не знал, что сказать.
Они хотели перейти улицу, но справа быстро приближались две машины. Пропустив их, они пошли дальше.
— Лагери прежние: по одну сторону социализм, по другую капитализм.
Сказав это, Пыдрус понял, что он уклоняется от существа. Что пользуется общими истинами для того, чтобы отвести разговор в сторону от подводных рифов. От подводных камней, которые подкарауливают и его самого.
Роогас остановился.
— Мы вместе воевали. Теперь и на вас и на меня смотрят косо. Какое там косо! Нас считают если и не прямыми врагами, то во всяком случае подозрительными элементами. Но я не верю, что вы вдруг превратились в подручного буржуазии. И я не утратил веры, хотя порой вынашиваю такие мысли, что прознай о них — вы не подали бы мне больше руки.
Пыдрус почувствовал, что Роогас зашел в тупик. Он очень хорошо понимал, как терзают человека мучительные вопросы, которые остаются без ответа. И что означает, когда товарищи отталкивают тебя, когда ты вдруг обнаруживаешь, что тебе не позволяют посвятить всю твою жизнь тому, что ты считаешь наиболее важным. В такие черные часы кажется, что все рушится, мир становится мрачной пропастью, из которой нет никакого выхода. Но истины есть и будут, в них нетьзя терять веру. Он сказал:
— Не стоит смотреть на жизнь с кочки собственного «я/>. В обостряющейся классовой борьбе нужно быть бдительным и порой даже безжалостным! Партия не могла оставаться равнодушна й, когда активистов убивали из-за угла. Вы, конечно, не думаете, что все, кто вместе с немецкими фашистами с оружием в руках сражались против нас, вдруг из Савлов превратились в Павлов.
— Ладно, это я понимаю. И в меня стреляли из леса, когда я два года тому назад в Соосилла был у пол-номоченным по хлебозаготовкам. Как-то я могу понять, почему не доверяют мне. Жена за границей, сам воспитанник военной школы Лайдонера и Реэка 1. В бою пуля не делала различия между коммунистами и попутчиками... Но почему преследуют вас?
Так Роогас не говорил еще ни с кем. Подобные мысли он всегда хранил при себе. Даже тогда, когда он в присутствии чужих иронизировал над собой и тем, 4го возмущало, проклинал и ругался. Но сейчас он говорил обо всем, что накипело у него на сердце.
Трудно было Пыдрусу ответить на вопрос Роогаса. Очень трудно. Он и сам многого не понимал.
— Я думаю чуточку по-другому,— задумчиво сказал он.— Тому, что меня сейчас... бьют, я не очень-то удивляюсь. Значит, не сделал того, чего от меня ожидали. Субъективно хорошие устремления объективно совсем не обязательно дают положительные результаты. Не хватило способностей, и в некотором отношении я, возможно, действительно не был принципиален. Кто знает... Зато вы всегда успешно выполняли свои обязанности.
Роогас взволнованно посмотрел на него,
— 5Вы говорите это серьезно?
— Серьезно.
— Вы знаете, что моя жена сбежала за границу?
— Это я слышал от вас еще в сорок седьмом году
— И, несмотря ни на что, вы так считаете?
— Конечно.
— Разве не все коммунисты думают одинаково?
1 Лайдонер, Реэк — генералы эстонской буржуазной армии, реакционные политические деятели.
—- В Вильянди вас освободили от работы?
— Я хотел причинять неприятности товарищу Ла-пстеусу. Он рекомендовал меня. Я ушел из леспромхоза по собственному желанию. Догадался, что меня ожидало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75