Или просто у него наполеоновский комплекс? Вполне возможно, что это так, недаром же в оркестре он потребовал себе тубу, самую большую тубу с самым густым и низким звуком. Но Пихельгас ничего не боится, у него тоже есть и связи и тылы и своих комплексов хватает. И, решив остаться при своем мнении, он сказал:
— Я знаю Натана Грюнберга двадцать шесть лет, а давно ли вы знаете покойного?
Но Неэме Акимов не собирался отступать:
— Всего три года. И тем не менее я твердо уверен, что в дубовом гробу лежит чужой человек.
— На чем же основываются ваши подозрения?
— Зрительная память еще ни разу не подводила меня.
— В зале присутствуют сейчас несколько сот человек, у каждого из них тоже есть зрительная память, но почему-то никто, кроме вас, не сомневается. Так что сомневайтесь на здоровье. Я считаю, что нам не о чем больше разговаривать. Вы свободны, товарищ Акимов.
1 По-видимому, это соображение оказало на Пихельгаса решающее воздействие.
Последние слова вырвались у Пихельгаса непроизвольно, до такой степени был он раздражен. Акимов непосредственно ему не подчинялся.
И тут молодой инженер произнес фразу, которая произвела на Пихельгаса сильнейшее впечатление:
— Сомневаюсь не я один. И потом, примите к сведению: я не сомневаюсь, я убежден, что в нашем дубовом гробу лежит чужой покойник.
Акимов ушел. Пихельгас проводил его растерянным взглядом. Его самоуверенность дала трещину.
Потому-то Пихельгас и решил поговорить с Хертой Грюнберг.
Попросить Херту выйти с ним из зала было нетрудно, куда труднее оказалось начать разговор. Не мог сразу выложить ей все начистоту, как этот болван Акимов. Не мог спросить напрямик, считает ли они, первая жена Грюнберга, что в гробу лежит именно Натан, а не кто-то другой? Пихельгас вспоминал, что Херта поцеловала покойника, значит, у нее не было никаких сомнений. Ну, конечно, Акимов, — всего-навсего провокатор. Но стоит за его спиной?
С Хертой Грюнберг они были знакомы давно, она прекрасно относилась к нему. Несколько раз он спал с ней — раз или два до ее официального развода с Натаном и раза два-три после него. Херта была бы не прочь выйти за него замуж, но привлекала она его не настолько, чтобы он решился навсегда связать себя с ней. Переспать иногда — дело другое. Просто так, для разнообразия или когда своя жена капризничает. Сегодня Херта прямо-таки великолепна, ничего не скажешь, Одеваться эта женщина умеет, одеваться и держаться в обществе. Сегодня она выглядит очень аристократично, скорбь одухотворяет ее, поднимает над суетностью. И ума у нее палата, в сорок четвертом заполучила себе дом, хотя была в то время чуть ли не ребенком. Натану эта история пришлась очень не по нутру. Он по натуре был человек богемный, жил принципу «птичка божия не знает...».
Хотя Пихельгас и был уверен, что первая жена Нагана неравнодушна к нему, начинать разговор от этого ему было не легче.
— Позвольте еще раз... выразить вам мое сочувствие,— начал Пихельгас издалека.— Я знаю, что Натан очень ценил вас. Он не раз признавался мне, что вы единственная женщина, которую он любил серьезно горячо. Мне, своему другу, Натан доверял и такие сердечные тайны, которые обычно скрывают от людей — Благодарю вас,— польщенная Херта бросила на Пихельгаса испытующий взгляд. Чего ради привел он ее сюда, в этот кабинет? И его ли это кабинет? Борода у него, безусловно, крашена, в этом можно не сомневаться, джентльмен обязан следить за своей внешностью. А Оскара Пихельгаса Херта считала джентльменом. Главное, что он джентльмен по своей внутренней сути. Конечно, одежда и манеры тоже дело не последнее, но тому, у кого внутри нет чего-то, что так трудно определить словами, тому не помогут костюмы, сшитые из дорогой импортной ткани, да и ничто другое. Джентльмен никогда не позволит себе потерять над собой контроль, он внимателен к другим, особенно к дамам, он не разрешит себе двусмысленных пошлостей, он не скуп. И у себя дома, все равно, одинокий он или семейный, он ведет себя, как в гостях, корректно и любезно. Он всегда ест в столовой, а не на кухне, за накрытым по всем правилам столом, носит не тренировочный костюм, вытянувшийся на коленках пузырями, и не обвислый халат, а брюки с отутюженной стрелкой и домашний пиджак. Он всегда отлично вымыт и выбрит, от него приятно пахнет, он курит хороший табак. Джентльмена узнаешь как раз по таким вот мелочам, доход и машина в данном случае ничего не определяют. Как-то они с Натаном неожиданно нагрянули к Пихельгасу домой, жена его укатила в Сочи подлечить нервы, вот там-то Херта и убедилась, что имеет дело с настоящим джентльменом: квартира была тщательно прибрана, сам Пихельгас встретил их в безукоризненно отутюженных брюках и при галстуке бабочкой, в комнате приятно пахло хорошим табаком и чувствовался какой-то особый барский дух. Со спинок стульев не свисали пиджаки или какие-либо другие предметы туалета, везде был полный порядок. В вазе даже стояли свежие цветы. И всем том он не ждал гостей, он как раз ужинал в полном одиночестве в столовой. Белоснежная скатерть, салфетка, вся посуда из одного сервиза. Правда, позднее Натан сказал ей, что Пихельгас доводит жену до белого каления, ему, мол, не угодишь, сколько его ни обхаживай и ни ублажай. Сам Натан был богема, богемность его была неподдельной и стильной, иначе она, Херта, не потерпела бы его ни одного дня.
Первые два-три месяца, может быть, еще выдержала бы, но больше ни одного часа.
— Когда вы поцеловали Натана, я услышал, как в зале кто-то всхлипнул,— продолжал Пихельгас.
Херта взглянула на него глазами, полными скорби, и жалобно произнесла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98