Я же считаю, что в гробу лежит Натан, совесть моя чиста, не в чем меня ни упрекать, ни обвинять. Его первая жена тоже считает, что покойник Натан, а у нее в глазах нет ни слезинки, и раскаленные железные прутья ей в сердце тоже не втыкали. Херта — женщина холодная, рассудительная, она должна все видеть и понимать, раз уж она считает Натана Натаном, нечего сомневаться и трепать языком. Она поцеловала покойника в лоб, подняла с лица вуаль и поцеловала. Кружевные перчатки, вуаль, платье, шляпа — все, как на сцене. Она и есть актриса, то бишь была, уже давно не играет, но актерство у нее в крови. Теперь она работает модисткой, по ведомости числится в магазине, но работает на дому вместе с помощницей, девчонкой лет шестнадцати-семнадцати, девчонка не умеет постоять за себя. Натан расхваливал ее, говорил, что предприимчивости ей не занимать. Актерского таланта у нее никогда не было, зато голова всегда работала хорошо, как у заправского экономиста, и вообще бездарной Херту не назовешь, это и по сегодняшнему дню видно. Если уж рассудительный человек ничего не заметил, то как же может заметить вконец измученная, такая чувствительная женщина, как я, и пойти всем наперекор. Сейчас здесь добрый десяток женщин, с которыми Натан спал, почему же никто из них ничего не скажет?! Не было 'ли, спрашивают, у него особой приметы — шрама, или бородавки, или родимого пятна, или... Было, конечно, было, но проверять это сейчас неприлично, господи боже мой, и потом, что это изменит? Натану все равно, где его в землю зароют, он не оживет, да он и не хотел больше жить, потому что если ты создан мужчиной, а мужской силы лишился, то жизнь не стоит и гроша. Он сказал, что даст мне развод, что не против, если среди мужчин у меня появятся близкие друзья, он даже разрешил мне приводить их домой, у него была широкая душа художника. Натан был добрый и великодушный человек, музыкант с абсолютным слухом, я не имею права испортить его похороны, в конце концов, почему не может оказаться, что в гробу лежит именно он? Конечно же это он. Господи, как я об этом забыла, на левой ноге у него было шесть пальцев, пять таких, как у всех, а шестой маленький-премаленький, как у младенца. Натан смеялся, что по сравнению с двуглавым теленком шестой палец на ноге — сущий пустяк, и все-таки немножко стыдился этого своего пальца. Кто хочет, пускай идет и проверяет, у него на ногах тонкие бумажные покойницкие туфли, легко можно прощупать. Мои руки, конечно, ничего не почувствуют, они совсем онемели, как колоды, и все мое истерзанное раскаленными прутьями тело онемело, но тот, у кого пальцы нормальные, сразу распознает... Кто-нибудь может подойти к гробу, сделать вид, будто поправляет цветы, и пощупать... Но лучше этого вообще не делать, разумнее не мешать панихиде, Натан наверняка не стал бы в это вмешиваться, чует мое сердце, что не стал бы. Совесть моя чиста, как стеклышко, в смерти Натана я не повинна, виноваты те, кто поил его три дня подряд, а потом бросил, как падаль, под забором. Ему нельзя было много пить, у него было нарушено кровообращение и язва двена* дцатиперстной кишки, он рассказывал мне об этом еще до свадьбы. Он просил меня серьезно подумать, не слишком ли он стар для меня, не загубит ли он мою молодую жизнь, потому что он по-настоящему любит меня и не хочет портить мне жизнь. Он не хотел ло* житься со мной в постель, ох, как он старался уклониться от этого, но меня так и тянуло к нему. Да, он ничего не скрыл от меня: ни своей язвы, ни нарушения кровообращения, ни шестого пальца, ни того, что он старый, усталый человек. Тогда я не могла понять, что он этим хочет сказать, наверное, он предчувствовал, что все кончится неожиданно, господи, какой же это был прекрасный человек. Вот почему у меня на сердце такая беспредельная печаль, слезы в глазах и все тело налито свинцом, но я не дам его в обиду, похороны должны и закончиться красиво, все равно, есть у него на левой ноге шестой палец или нет. И поминки будут, комбинат их устраивает, он был хороший специалист, то есть опора оркестра и первая доска в шахматные соревнованиях. Все директора ценили его. Да, совесть моя чиста, будь что будет.
6
Эвальд Махламетс поручил двум наиболее благонадежным и инициативным сотрудникам центрального аппарата — один из них служил когда-то в погранич* ных войсках1, второй неоднократно поощрялся как член народной дружины2 — наблюдать за инженером Акимовым и позаботиться о том, чтобы тот не имел возможности побеспокоить очень большого человека* Впрочем, отдавая дань истине, следует признать, что Неэме Акимов и не собирался тревожить очень большого человека. Могут спросить, знал ли Акимов вообще, чго на похороны должен прибыть очень большой человек? Знал, конечно, на комбинате все об этом знали. Знали и ожидали его. И шептались о нем. Так что Эвальд Махламетс ошибался, принимая все перешептывания на свой счет. Многие обсуждали не его
1 Он имел первый разряд по боксу.
2 Бывший боксер и гимнаст на снарядах, он руководил на комбинате кружком художественной гимнастики.
косноязычную речь и не лежащего в гробу покойника, их больше интересовал очень большой человек. Приехал ли он уже и выступит ли с траурной речью. Будет очень большой человек один или с супругой, сколько ей лет и которая она у него по счету — первая, вторая или даже третья. Натан был известный бабник, почему бы его школьному приятелю не быть таким же. Странно, что Натан никогда не рассказывал о своем однокласснике, другой на его месте извлек бы из этой дружбы немалую пользу, а Натан к этому не стремился. Он вообще не лез в верха, дул в свои трубы да волочился за женщинами, радовался тому, что ему было дано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98