Да и куда ему было податься?! Нигде его не ждали опекуны или влиятельные дядюшки, которые ^выхлопотали бы ему въездные визы и оплатили дорожные расходы. Не был он и известным деятелем, которого все хотели бы спасти или запрячь в свою телегу. Он был маленькой никому не нужной пешкой, попавшей под колеса войны, и должен был своими силами удержаться на поверхности, выбора у него не было. Возвращение в Эстонию казалось ему неосуществимой мечтой. Временами его охватывало такое отчаяние, что хоть вешайся... Одному богу известно, как бы все сложилось, если бы он не повстречался с Алисой...
Хотя сын говорил о жене только хорошее, у матушки Лыхмус не сложилось с ней сердечных отношений. Невестка чуждалась ее, а она невестки. Может быть, виной тому было то обстоятельство, что они не могли разговаривать друг с другом, Алиса знала значение всего двух десятков эстонских слов: «здравствуй», «бабушка», «как идут дела», «спасибо», «кушать», «спать», «мой сын», «моя дочь», «дорогая», «я тебя люблю». Теперь, по дороге домой, Мария Лыхмус вдруг подумала, что, чего доброго, Алиса и впрямь боялась ее. Боялась, что она отнимет у нее мужа, а у детей отца. Когда Эндель, смеясь, рассказал ей, что маленький Джон говорит, будто бабушка увезет папу в чужую далекую страну, Мария подумала: малыш не мог сам додуматься до этого, ему это вбила в голову мать. Еще она подумала, какая же Алиса зловредная, если внушает такое детям. А если Алиса этого и в самом деле боялась? Всем сердцем? И ведь это ее опасение было не таким уж беспочвенным. Разве не хотела она, Мария, позвать сына обратно домой, разве не с этой мыслью ехала она в Англию? И не только хотела, но и позвала. Позвала, хотя уже на второй или на третий день поняла, что обратного пути для Энделя нет. Его жена — англичанка и дети слишком англичане, чтобы переселиться в Эстонию, а свою семью сын не бросит. Лишь отпетый негодяй может оставить пятерых детей, самый маленький из которых только-только пошел в школу. Матушка Лыхмус еще глубже заглянула в свою душу. Алиса ее боялась, а она Алису обвиняла. Разве не потому чуралась она Алисы, что та стояла между нею и сыном? Что из-за Алисы Эндель остался в Англии? Пока она жила у сына, эти мысли не были столь отчетливыми, но уже тогда она чувствовала именно так. По крайней мере, так казалось Марии теперь. Она приняла за чистую монету слова мистера Смита о том, что после войны во всем мире женщины посходили с ума из-за мужчин, даже англичанки, в общем-то бесчувственные, как колода; Алиса вскружила Энделю голову, для Энделя она была, наверное, первой женщиной, к тому же Эндель оказался человеком до смешного порядочным и по-старомодному честным, вот и стал тянуть воз, в который его запрягли лаской.
Эндсля даже предостерегали, но он влюбился по уши и не внял советам. Слова мистера Смита предназначались не ей, матери Энделя, это он рассказывал своей молодой жене, по его слова дошли и до ушей Марии.
Мистер Смит был эстонцем, как и его молодая жена, Эндель поддерживал знакомство с их семьей.
Может быть, так оно и было, но какое она имеет право обвинять Алису. Когда Эндель и Алиса поженились, он был гол как сокол, не было у него тогда ни дома, ни машины, и на заводе он был на птичьих правах, для англичан всего лишь bloody foreigner, проклятый иностранец. Эндель сам рассказывал ей, каким одиноким и всеми покинутым чувствовал он себя, Алиса не дала ему пасть духом, благодаря Алисе он поверил в себя. Родители Алисы были против их брака, англичане вообще редко роднятся с иностранцами, а Эндель был к тому же беженцем с Восточных земель; отец Алисы до самого своего смертного часа считал его нацистом, нацистов старый Томсон ненавидел. Из-за него, Энделя, Алиса ушла из дома, вначале они несколько J-лет прожили в тесноте в темной наемной комнатушке, Алиса его жалела и ободряла.
Теперь Мария Лыхмус знала и то, что не только из-за Алисы Эндель не приехал навестить ее. Конечно, и Алиса могла из опасения потерять мужа и отца своих детей отговаривать Энделя от этой поездки, серьезная женщина и должна держаться своего мужа, если она его хоть сколько-нибудь ценит, держаться ногтями и зубами. Да, свою роль могла сыграть и Алиса, но, по-видимому, дело куда сложнее. Не страх ли удерживал Энделя? Страх и неуверенность, что в общем-то одно и то же. Когда они говорили о смерти Харри, Эндель сказал, что он очень хотел приехать на похороны, ведь они с Харри были сильно привязаны друг к другу, своего первого сына он назвал тоже Харри; он и приехал бы непременно, но ведь выездные документы
за день-два не оформишь, ни одного покойника не будут держать на земле до тех пор, пока ты не прорвешься наконец сквозь бумажные заслоны. Матушка Лыхмус тогда поверила сыну, на оформление ее бумаг тоже ушло много времени, и все же Эндель скрыл от нее самое глазное. Может быть, сын и не сказал бы всей правды, Эндель старался показать ей свою жизнь дела в самом лучшем свете — чтобы ее материнское сердце успокоилось и она не слишком тревожилась из-за него,— не понимая, что матери всегда болеют душой за своих детей, живи они хоть в земном раю. Она бы гак и не добралась до сути, если бы не Паульман, Олев Паульман — мрачный коренастый мужчина, с которым Эндель подружился в лагере и который взял ею там под защигу. Мужики постарше и посильнее терроризировали тех, кто моложе и слабее. Вместе они и приехали в Англию искать счастья и свободы. Захмелевший Паульман говорил и о таких вещах, которые Эндель прятал за семью замками.
Матушка Лыхмус хорошо помнила, о чем говорили в тот вечер и кто что сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98