Важно наличие прав, а не то, господин ты или слуга. Роковая ошибка царя в том и заключалась, что, упразднив извечное это разделение, он, в сущности, отнял у людей главное их достояние — право.
— Стена все еще мозолит глаза! — вознегодовал красавец Меружан, который в отличие от остальных князей — а все они перенесли за время осады немало лишений — сиял чистотой и выглядел щеголем, что свидетельствовало отнюдь
не о слабости или изнеженности — о железной дисциплине. — Почему она целехонька? Я же сказал — камня на камне не оставить!
Он никогда не кривил душой, заявляя, что боится стать изменником. Совсем не просто отпасть от царя и заключить союз с врагом. Но царь вынудил его пойти на это. Царь не захотел прислушаться к голосу разума и взять сторону одного из двух могущественных соседей. Положился на свои силенки. Простолюдин, видите ли, спасет страну! Словом, царь поставил все с ног на голову, создал путаное, противоестественное положение, потому что дело холопа — кормить страну, а отнюдь не спасать ее. И когда виновника путаницы и хаоса изобличили и всесторонне доказали — да, он и есть преступник, — Меружан успокоился и уже не испытывал угрызений сбвести.
Если кто и в состоянии спасти страну, так это он. К чему понапрасну скромничать, почему не сказать этого открыто? Он достигнет своего с помощью врага. Да, Персия — враг. Но разве использовать врага в своих целях — ход менее смелый и хитрый, чем строительство Аршакавана? Он получит из рук шаха корону и вот тогда-то и покажет по-настоящему, на что горазд. Подумаешь, вероотступничество! Речь идет о вещах куда более существенных — о жизни и смерти. Я буду считаться изменником лишь в том случае, если мои замыслы лопнут, если я потерплю крах. Тут уж никто не пожелает слушать, сколь благородны были мои побуждения. Ну а добейся я своего, никому и в голову не придет меня попрекать. Так устроен мир. Победителей не судят.
— Клянусь, — угрожающе заявил Нерсес Камсаракан, владетель Аршаруника и Ширака, — тому, кто попытается из жалости спасти хоть одного младенца, не миновать моего меча!
— Захваченное продовольствие уничтожить! — приказал Паргев, владетель Артаза, который не стерпел нанесенного ему царем оскорбления и перешел в стан изменников, из самого ярого защитника Аршакавана превратившись в одного из неистовых его врагов.— Любая кроха порождает память. Сжечь, а пепел развеять!
— Обойдемся и без сокровищ этого города, — выслуживался, доказывая свою преданность, бывший градоправитель Аршакавана Вараз Гнуни; он ждал теперь от победителей новой должности. — Всякий, кто позарится даже на самую малость, будет сурово наказан. Не оставлять ничего, что могло бы со временем стать святыней.
— Разрушить водопровод! — подголосками вторили другие нахарары. — Изменить русла ручьев! Вытоптать посевы! Чтобы нигде не зеленели ростки! Чтобы эта земля на веки веков стала безводной пустыней!
И, не в силах перебороть страх и ненависть, опять и опять добивали и без того уже мертвый город. Губили малейшие проявления жизни, все, способное привлечь взгляд. Если что-то еще сохраняло свою былую форму или валялось, скажем, недоломанным, эту вещь тут же стирали в порошок. День-деньской разносили в щепы и доламывали руины, выдававшие присутствие здесь в прошлом человеческого жилья. Там и тут кипела до ужаса бессмысленная работа. И бессмысленность ее и бесцельность лишь усугублялись рвением и усердием.
О людях и говорить нечего. С ними было покончено. В ров, опоясывающий бывшую кретгостную стену, скидывали тысячи и тысячи трупов; в братской этой могиле хоронили всех. А тем, кто выдаст чудом скрывшихся и нашедших где-нибудь приют аршакаванцев, нахарары обещали огромное вознаграждение. И мало-помалу вновь подняло голову доносительство. Беглецов, угодивших в руки победителей, заживо закапывали по соседству с согражданами, у которых, как оказалось, было несомненное преимущество — то, что они мертвы.
Но наилучшую возможность упиться сладостью мести, излить годами копившийся яд и желчь нахарары получили, расправившись не с тысячами, а с одним человеком. Несчастным человеком, не бедняком и не богачом, одетым не хорошо и не плохо, обремененным большой семьей и бесконечными заботами. Он давно уже ничего не понимал в этой заварухе. И когда его связали, оторвали от дома и каждодневных дел и привели в далекий Аршакаван, его душа переполнилась горестным недоумением.
— А-а, наконец-то попался! — возликовал Меружан Ар-цруни и воодушевленно обратился к споспешникам: — Он есть главный виновник. Опаснейший преступник! Ближай-ий друг царя. Это с ним царь мечтал сыграть в шахматы. С ним советовался по любому вопросу. Из-за него и начались наши злоключения. Он зачинщик этой бойни.
И, позабыв о своем положении и титулах, нахарары окружили связанного пленника и давай осыпать площадной бранью, проклинать, как старухи, плевать в лицо и таскать за волосы... А представления азата Ефрема о мире вконец и бесповоротно запутались. Еще немного, и он поведал бы своим мучителям, хотя бы в двух словах, о домашних заботах и хлопотах, потому что других доказательств невиновно-
сти у него не было. Еще чуть-чуть, и он попросил бы позвать сюда своих детей, каждый из которых являл собою воплощение красоты, честности и трудолюбия, ибо если что и свидетельствовало о полной его непричастности к здешним событиям, так это они, его дети. И он рассказывал бы, неумолчно рассказывал, какой тяжкой ношей ложилось ему на плечи желание царя сыграть с ним в шахматы, сколько рассветов встретил он в царской приемной, сколько всего пережил в эти изматывающие, изнурительные часы бесплодного ожидания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148