— Бог свидетель, не я.
— Отца убить, а сына произвести в консулы. И вдобавок озолотить,— недоуменно пожал плечами советник по внутренним делам.— Нет ли здесь противоречия, царь?
— Есть! Есть! Есть! — выкрикнул царь, теряя самообладание. — Чего тебе от меня надо ?
И в этом отчаянном, беспомощном вопросе сплелись воедино его прегрешения и тяжесть фактов. Одно мешало другому. Жажда мести и сознание вины сталкивались и заглушали друг друга.
— Почему враждующие с тобой нахарары отдали своих сыновей на воспитание Гнелу? Почему вдруг все разом возлюбили его?
— Ты испортил мне аппетит, Айр-Мардпет, — прорычал царь. — Прибить его, что ли, этого щенка?
— Не спеши, царь, — приуныл Айр-Мардпет, почуяв запах удачи. Пропало прежнее возбуждение, очарование опасности, дух захватывающая острота игры. И тотчас правый бок пронзило изводившей Мардпета каждодневной старческой болью. — Ради бога, не теряй хладнокровия.
— Стало быть, власти захотелось? — как загнанный в клетку, метался от стены к стене царь. — Трон, стало быть, пустует ?
— Нужны доказательства, царь, доказательства.
— Какие еще доказательства?! А все твои «почему» —они что, не доказательства?
— Но ты же знал все это, царь. Я не сказал тебе ничего нового.
— Знал, но порознь. Никогда не связывал одного с другим. — Он крепко ухватил Мардпета за ворот. — А ты зачем связал ?
— Беспредельное могущество и власть сделали тебя, царь, излишне доверчивым. — Но к кому — к нему ли самому или же Гнелу? — так и осталось непроясненным. И Мардпет с достоинством высвободился из рук царя.
— А что тут такого ? Пускай повластвует. — На этот раз царь намеренно прикинулся подавленным и сникшим. — Раз уж очень стремится, стало быть, что-то знает... Он моложе меня, преисполнен сил... И вроде бы не глуп, а?
— Уже смирился, царь?
— Давно смирился. — Царь обмяк и сел на ступеньку ведущей к трону лестницы; им завладела удивительная безучастность ко всему. — Устал цепляться за трон, устал от бесконечных козней, от себя, от тебя, от твоего карканья. Пускай придут другие, пускай попытают счастья. Пускай захотят что-нибудь сделать, а их никто не поймет. Пускай изведают одиночество... похлеще моего... Одиночество, одиночество, полное одиночество... — Айр-Мардпет взял переносной светильник, осторожно установил его перед царем и неприметно отступил в сторонку. Царь протянул ладони к огню, продолжая по-стариковски бормотать: — А я уйду в Аршакаван, буду рыть землю для нового царя, буду пить вино, голодать, спать со своей голытьбой... Но примут ли меня, Айр-Мардпет? Они же меня ненавидят... А я — их... Представляешь, две ненавидящие друг друга силы вдруг
объединятся?! Чего они только не понаделают! Мир перевернут. Что им тогда Византия, что Персия, что нахарары? — Угасшие его глаза вновь блеснули, взгляд ожил, и он вскочил. — Вот этого-то Гнелу и не постичь. И никому не постичь, кроме меня.
Разумеется, он, один лишь он достоин стоять у кормила этой страны. Добившись власти не насилием, не обманом, не посредством множества грязных ухищрений, а по чести и справедливости. Болтайте, болтайте сколько угодно, у меня и в мыслях нет оспаривать того, что я честолюбив; ну, честолюбив, а отчего бы и нет? Честолюбивый, до мозга костей испорченный, помешавшийся на утехах и наслаждениях, развращенный богатством... Еще добавить? Однако заполучи Гнел корону, и он станет таким же. Выходит, тут мы одинаковы. Близнецы. Одним миром мазаны. Но слушай дальше, племянничек, слушай дальше. Я наметил путь для спасения гибнущей этой страны. А ты? Есть ли у тебя хоть что-нибудь, помимо тщеславия? Ежели есть, ежели ты вынашиваешь замысел еще более изобретательный, ежели тебе по плечу возглавить своих подданных, увести от страшных опасностей и спасти — изволь, борись со мной сколько заблагорассудится, рвись к этой деревяшке, к державному этому трону, и да будет он достоин тебя. Но что ты можешь противопоставить моему Аршакавану, у тебя ведь нет ничегошеньки за душой, эх ты, желторотый юнец! Куда же ты суешься? Зачем прокладываешь дорогу локтями? Чего ради? И уж здесь-то я пришибу тебя. С легкостью, без зазрения совести. Одним ударом кулака. Ибо трон ни при чем — речь о судьбе страны. Возможно, по части трона ты и сильней меня, но в том, что касается судеб страны, сильнее я. Я, и только я. И тебе не бывать семнадцатым Аршакуни. Покамест еще есть шестнадцатый.
— А если ты враг Гнелу и норовишь свести с ним старые счеты? — царь попытался отыскать последнюю лазейку, но не из любви к племяннику, а для собственного успокоения. — Может, ты и впрямь его враг, а я и не знаю?
— Допустим. — Айр-Мардпет ничуть не смутился и предпочел не отрицать предположения. — Но, царь, разве существенно, из каких побуждений я говорю тебе правду? Ведь правда — она же от этого не меняется.
— Меняется, еще как меняется! — откровенно обрадовался царь, потому что перед ним забрезжила слабая надежда избежать кровопролития. И он дружески обнял Мардпета за плечи. — Пристрастность — вещь немаловажная. Ну-ка поду-
май хорошенько. Прислушайся к голосу совести. Будь сам себе судьей.
— Когда цари установили, что из князей царского рода жить в Айрарате имеют право только наследники престола, они, наверное, что-то учитывали,— смиренно возразил Айр-Мардпет. — Им хотелось держать подальше от дворца тех, кто посягает на престол. Полагаю, ты последовал их примеру не без задней мысли и удалил Гнела из Айрарата не только для соблюдения надлежащего порядка.
— Именно для соблюдения порядка, — ответил царь, но тотчас помрачнел и убрал руку с плеча Мардпета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148