Крышу делали куполообразной: стелили бревна, поверх которых насыпали землю. В верхней точке купола проделывали отверстие — ердык, сквозь него падал свет и выходил дым. Ну а если зима выдастся многоснежной и двери завалит, через ердык можно выбраться наружу и посмотреть, что творится на белом свете.
Люди в этих лачугах обитали вместе со скотом, которому выделяли самое теплое и надежное место, дабы животина, не дай бог, не обиделась, не стала бы хуже доиться, давать меньше мяса, не упрямилась бы и исправно несла яйца, дабы шерсть у нее не запаршивела. Люди льстиво называли животных братьями, не сознавая, что и на самом деле любят их больше, чем себе подобных.
Дома стояли впритык друг к другу и часто имели общую стену. Между домами возникали узенькие проходы и тупики. Улочки были глухие, подслеповатые — туда выходили только деревянные ворота, окна же смотрели в сторону маленьких двориков.
Что еще? Да что ж еще-то? Такое оно и было, жилище аршакаванца. Теперь об утвари: стол с короткими ножками, глиняные, деревянные и медные подойники, которые держали в нишах, кастрюли для кипячения молока, крынки для сливок, кувшин для сыроварения... Людских судеб, страстей, мечтаний, тоски, ожиданий, подозрений, страха было в доме аршакаванца куда больше, чем вещей.
И посреди этого хаоса стоял на самом высоком холме до нелепости в таком окружении прекрасный, украшенный колоннадой двухэтажный дворец из гладкотесаного, напоминающего мрамор камня. Нелепы были его прочность, изысканность, законченность каждой линии, завершенность каждой части. Ибо он не имел ничего общего ни с этим городом, ни со своим обитателем, шестнадцатым царем из рода Аршакуни.
— Вернешься — поставлю тебя надзирателем. Станешь приказывать бывшим сотоварищам. Они будут тебя бояться. А ведь всю жизнь боялся ты сам, верно? Нынче же будешь бояться меня одного. Больше никого... Чего тебе еще надо? Ну, подай голос, воды, что ли, в рот набрал? Небось привык день-деньской спину гнуть? Нравится тебе голодать? Ах, ты боишься жить по-человечески?! Тебя тошнит, когда желудок полон. А уж теплая комната — это еще хуже сытого желудка... Что ты за человек! Не хочешь, стало быть, бояться одного господина, подумай-ка, только одного?! Ладно, хоть сбил тебя с панталыку... Не видать тебе теперь ни сна, ни покоя... Попомнишь ты мои слова...
Так чего же ради аршакаванцу забивать себе голову строительством стены, чего ради рыть ров да еще наполнять его водой, коль скоро из дворца знай шлют ему припасы на зиму, царь радеет и печется о нем и то и дело внушает подданным, что ни в коем разе не оставит их бездомными, холодными и голодными? Зимние припасы поровну раздаются жителям, и те прячут их в кладовых. А обитатели земляных лачуг держат их прямо в доме, и вот к запаху людей и скота примешивается еще и запах этих припасов.
Доводилось ли кому слышать, чтобы армянский крестьянин ни в чем не испытывал нужды, чтобы у него были деревянные сосуды для хранения сухих продуктов и глиняные — для хранения жидких, чтобы зерно у него хранилось в амбаре, яблоки и сливы — в карасе, ягоды, сушеный инжир и постное масло — в кувшине, свежий инжир — в крынке, гранаты — в горшке, каштаны — в корчаге, а коренья, семена и целебные травы — в коробах... Доводилось ли ему иметь все это, а если даже доводилось, было ли чем все это заполнить ?
Будь этого добра в кладовых малость, самую малость меньше, судьба страны, возможно, сложилась бы по-иному.
— Я отдал тебе последнее. У детей отнял, дал тебе. Посейчас слышу отчаянный твой голос... Так и знай, ежели не вернешь долга сам, все одно — заберу. Беги хоть на край света, эти деньги будут мои. От меня не уйдешь... Царь, по-твоему, только о тебе подумал? А обо мне не подумал... Я тоже поселюсь в этом городе. Поставлю дом рядом с твоим. Поглядим, что ты тогда запоешь... Куда еще сбежишь...
Курица закукарекала по-петушиному, и хозяйка, усмотрев в этом дурной знак, зарезала ее и сварила.Молоденькие девушки забавы ради загадывают свою судьбу. Отрывают от земли здоровенные булыжники, и если найдут под камнем седой волос, девушке предстоит выйти замуж за старика, а если черный — значит, за молодого. Вокруг тяжелобольного собрались знахарки и беспрестанно зевают, чтобы злые духи изошли из его тела. Бросают в воду огоньки, чтобы избавить хозяина дома от сглаза. Расплавляют свинец, заливают в наполненный водой кувшин и ставят на грудь младенца — как средство от поноса. Тот же свинец кладут и на грудь взрослого — уже как средство от зубной боли.
Есть у старух и амулеты с заклинаниями — их вешают детям на руки и шею, чтобы уберечь от болезней. И все же дети часто болеют, потому как не понимают по-гречески и по сирийски, а заклинания пишутся только на этих языках. А когда ничего не помогает, знахарки прибегают к своему последнему, самому верному средству — окружив больного, проделывают руками какие-то загадочные движения.
В конце концов их гонят прочь и вызывают врача. Врач, согласно обычаю, не раздевает больного, а, просунув руку под одеяло, ощупывает тело. Затем дает приготовленное из трав и кореньев снадобье, которое предусмотрительно приносит с собой.
Мальчишки играют на улицах в кости, козьи или бараньи, катают колесо или же просто колотят друг дружку, потому что отцы одних, ванандцы, недолюбливают сюникцев, отцов других, ширакцы недолюбливают хутцев, та-ронцы — ванцев...
Отцы тут же узнают, что дети дерутся, бегут на место происшествия, вмешиваются в драку и начинают выяснять отношения между собой. Выходцы из одной местности строятся по соседству, и каждое землячество враждует со всеми прочими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148