И хитро улыбнулся, играя с собой.
Живя долгие годы в одиночестве, он создал свое второе «я», которое стало для него чем-то вроде надмирного инобытия. Он беседовал с этим вторым «я», шутил, порою обманывал, издевался над ним, ставил его в глупое положение, кормил, купал, одевал и, считая младшим по возрасту, всячески опекал.
Этого еще недоставало — предлагать себя в цари. До такой степени опошлить страшное, неслыханное преступление. Превратиться в заурядного заговорщика, жалкого охотника за престолом.
Раз уж проливать кровь честного и отважного человека, раз уж это кровопролитие было и впрямь неизбежно, то для оправдания надобно постараться придать преступлению неопровержимый смысл. И он сделает это.
Решайся вопрос — Тирит или же Айр-Мардпет? — он бы без фарисейства сказал: царем, разумеется, должен стать Айр-Мардпет. Но ведь был еще Меружан Арцруни. Мог ли он с чистой совестью не признать, что единственный подходящий царь — это Меружан? Мог ли он быть истинным, любящим родину армянином и не согласиться с тем, что все преимущества, бесспорно, на стороне Меружана? Как бы ни желал того Айр-Мардпет, ему не найти ни одного пункта, по которому он превосходит Меружана.
Меружан моложе его. Красивее. Смешно даже сравнивать. А стране, помимо всего прочего, нужен красивый царь. Смелее его. Храбрее. Что еще? И умнее его. Умен, дьявол, что тут скажешь. Посмотришь ему в глаза, и как дважды два ясно: этот человек способен на великие де-
ла, и жаль держать его простым нахараром, пусть даже сидящим за царским столом на одном из самых почетных мест.Так что в итоге это преступление совершено ради блага страны. С тем, чтобы взамен царя, зараженного недугом Ар-шакавана, ею правил здоровый во всех отношениях властитель. И ответственность за гнусное и горестное убийство он берет только на себя, даже не пытаясь сделать Тирита соучастником.
А другие? Слепцы, что ли, эти другие, ежели хотели протащить в цари недотепу Тирита, запамятовав о таком орле, как Меружан? В том-то и дело, что не слепцы, а обыкновенные завистливые червяки, которым наплевать и на свою родину, и на свой народ.
И все же чего это Тирит настырно добивается встречи с ним? Должно быть, получив отказ Парандзем, хочет обратиться к Айр-Мардпету за помощью. Пусть, мол, Мардпет убедит царя и через посредство того повлияет на Парандзем, вынудит ее дать согласие.
Он мог лишь строить догадки, не более, но все равно с презрением подумал: да кто ты такой, чтобы я не прочел твоих мыслей?..
Поздней ночью без телохранителей и с факелом в руке Айр-Мардпет вышел из дому, миновал узкие и темные закоулки Шаапивана, где шлялись одни только рядовые воины, и приблизился к двухэтажному строению, в котором в дни Навасарда остановилось несколько второразрядных князей.
Без стука, не соблюдая маломальских приличий, он поочередно отворял двери и видел то пьянствующих князьков, то занимающихся любовью с блудницами кривоногих самцов, то храпящих стариков, то беспокойно ворочающихся под одеялом прощелыг, которым снятся собственные грехи, то коленопреклоненно — из страха и пресмыкательства — молящихся безбожников, пока не обнаружил наконец за одной из дверей того, кого искал.
Подошел к лежанке, наклонился и увидел в свете факела невинное лицо спящего Тирита, услышал размеренное его дыхание.
Толкнул, и Тирит в ужасе подскочил. Подскочил и, съежившись, прижался к стене.
— Зачем тебе жениться на Парандзем? Счастье отупляет человека. — Айр-Мардпет не дал Тириту времени опомниться. — Он становится ленив и бесчувствен. Душа заплывает жиром. Счастливый человек не принесет пользы отечеству. Для этого надо быть чуточку несчастным.
— Продаешь меня царю? — Тирит впервые громко произнес то, о чем с содроганием думал все эти дни. — Принять меня и то отказался... Не соизволил...
— Ты же знаешь, юноша, я так богат, что новое богатство не доставит мне ни малейшей радости, — укоризненно сказал Айр-Мардпет и осветил факелом скуластое лицо Ти-рита. — Чем ты хотел меня ошарашить? Будь у тебя даже земля, ты не расширил бы пределов моих владений. Как по-твоему, есть ли у меня время — в мои-то годы! — стремиться к подобным вещам?
— Чего же ради ты помогал мне? — ошеломленно спросил Тирит и сильнее вжался в стену.
— Ради идеи, милейший, ради идеи.
— А из-за чего ты губишь меня теперь? — беззвучно заплакал Тирит.
— Опять же ради идеи.
В длинной и грязной рубахе, которая была ему велика, Тирит спрыгнул с постели и на мгновение застыл перед Айр-Мардпетом — тщедушный, с бледным и некрасивым лицом, — затем опустился на колени, но, как назло, не рассчитал и очутился в двух шагах от советника. Он прополз эти два шага и обнял ноги Мардпета.
— Не губи меня... Я еще так молод... Я тоже хочу дожить до твоих лет... Спаси меня... Может, и в этом найдется своя идея... Ты найдешь ее, князь, тебе ничего не стоит найти идею...
Высоко подняв факел, Айр-Мардпет оттолкнул его ногой, однако оттолкнул без подчеркнутой грубости, полагая, что во время последней их встречи чрезвычайно важно соблюсти благопристойность обхождения. В этом он тоже усматривал способ отомстить, этим он тоже хотел унизить злосчастного юнца. Пусть помнит его, испуская дух.
Он оставил Тирита, рыдающего во тьме, распростертого на полу, и вышел на улицу. Погасил факел. Давно уже чистый воздух, звездное небо, нежный шелест листвы — давно уже бытие не приносило ему такого глубокого и возбуждающего удовольствия.
Когда Тириту придет срок издохнуть, ему ни в коем разе не должно взбрести на ум, будто он пал жертвой случайности. Пусть знает, что он покидает мир по мановению руки Айр-Мардпета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148