Всего лишь месяц.
— Ах вон оно что, — процедила смертельно оскорбленная Парандзем. — Не торгуйся. Не оскверняй наших ночей. Не срамись!
— Парандзем...
— Пора бы понять: я не из тех, кто способен на жертвенность. Если корона не вернется ко мне сегодня же, считай это началом конца дома Аршакуни.
Она встала и, горделиво вскинув голову, победив и унизив мужа, направилась к дверям.
Царь готов был сквозь землю провалиться со стыда. Словно его упросили раскрыть священную и заветную тайну, поклялись не смеяться над ним, а едва вырвав тайну, расхохотались в лицо и вволю поиздевались. Как он поверил, что эту женщину можно умаслить и купить, посулив хоромы, исполнение любых желаний и прихотей? И теперь у него было такое чувство, будто он, опозоренный и обесчещенный, стоит нагишом перед толпой.
— Может, ты намерен убить меня? — внезапно обернувшись в дверях, с презрением спросила Парандзем.— Напрасно.
Что напрасно? Тебе, мол, это не удастся? Или так: убив меня, ты что-то потеряешь?-Но что? Или просто: пожалеешь, совесть замучает. Что напрасно? Что, что, что?! Он лихорадочно переоирал в голове то и это, взвешивал, делал сложнейшие умозаключения.
В конце концов он уяснил лишь одно. Этой женщине нельзя позволить уйти просто так. Иначе это и впрямь будет началом конца дома Аршакуни. Он верил угрозам Парандзем и боялся ее больше, чем всех своих внутренних врагов, вместе взятых.
И только теперь, вконец ошарашенный и сбитый с толку, униженный и уязвленный, жалкий и подавленный, он осознал, что любит Парандзем. Ибо понял: он не в силах ее убить. Рука не подымется, застынет в воздухе. Он за одну лишь ночь постареет. Судьба страны покажется ему пустяком, не стоящей внимания мелочью. Он погибнет сам и погубит всех остальных. Он не в силах, нет, не в силах прибегнуть к единственному надежному дворцовому «лекарству», не в силах убрать с пути препону.
Бог свидетель, земля, и солнце, и его собственное сердце свидетели, он любит ее. Но Парандзем не знает, слава господу, не знает этого. В противном случае она уже ни перед чем не остановится, закусит удила, и меч пойдет косить направо и налево. Не потому ли она и сказала «напрасно»? Нет, нет, она ничего не знает. Ведь он и сам-то не знал. Понял толь-только. Только-только заговорил с собой об этом. Сообщил эту новость, как сообщают горестную, тяжкую весть. Что же теперь? Радоваться или грустить? Боже ты мой, как же ему быть перед лицом своего открытия? Если он не в силах ее убить, то, значит, должен изыскать иной способ, прибегнуть к другому средству. Но скорей, скорей, покамест она еще не вышла.
— Я не боюсь тебя, Парандзем, — спокойно сказал царь.
— Лжешь! — Парандзем уловила в его словах нотку слабости. — Еще как боишься!
— Ты не можешь причинить мне никакого вреда, — невозмутимо продолжал царь.
— Лжешь! Ты боишься моей мести.
— Мне и в голову не приходило убить тебя.
И, как всегда перед бурей, он нагнулся, развязал и снова завязал тесемки на башмаках.
— Опять лжешь. Я для тебя столь же опасна, сколь император и шах.
— Я справлюсь с тобой, Парандзем, — беззлобно и устало улыбнулся царь.
— Никогда. Все равно на этот трон сядет мой сын. Больше никто.
Не будь положение так серьезно, царь бы даже получил удовольствие от этого препирания. Он тосковал по спорам между мужем и женой, которые казались ему знаком семейного счастья и уюта. Но где же его семья, очаг, дом? Этот огромный дворец? Это не дом, а постоялый двор, и он в нем временный жилец. Да и какой армянский царь умер в этом дворце своей естественной смертью? Счастливцев вроде Хосрова Коротышки — раз, два и обчелся. Разве он твой, этот дворец, если ты до сих пор не знаешь всех его закоулков? Оказывается, у царя нет на то права. Ему, видите ли, не пристало совать нос в любую дыру. Ну а жена, где она, твоя жена? Что это за жена, если ты так и не отведал приготовленного ее руками обеда, если она обыкновенную яичницу и ту не умеет сделать, если ни разу в жизни не постирала тебе?
— Ты еще пожалеешь об этом. Ты еще вспомнишь день своего заката.
— Гнел жив, Парандзем.
— Какой Гнел?
— Гнел. Твой прежний муж, тот, кого ты любишь больше, чем меня.
— Какой Гнел?
— Тот, кому ты отомстила, став женой его палача.
Парандзем застыла. А все то, что годами было неподвижным и застывшим — тронный зал, высокий этот трон, его подножие, леопардовые шкуры, висящие на стенах рога и кабаньи головы, мечи, кинжалы, колчаны со стрелами и копья, масляные светильники о пяти и о трех фитилях, накидки и покрывала, шелковые и полотняные занавеси, все убранство этого зала, все, все — неудержимо пошло кругом, причем кружилось не в одном направлении, не вместе, нет, каждая вещь кружилась сама по себе, сталкиваясь с другими и мешая другим.
— Какой Гнел? — слабым голосом повторила Парандзем и закрыла глаза. Но кружение не прекратилось. С прежней скоростью оно продолжалось перед мысленным ее взором.
Она уперлась обеими руками о дверной косяк, но, не устояв, бесшумно скользнула вниз.
— Когда ты хочешь повидаться с ним? — с подчеркнутой деловитостью спросил царь.
— Ложь! — полная злобы и ненависти, крикнула Парандзем, безоговорочно для себя решив, что это не может, не должно быть правдой. — Ты все выдумал... Ты боишься меня...
— Так когда же ты хочешь повидаться с ним? Может, прямо завтра?
— Ты пытаешься отсрочить мою месть...
— Где бы ты хотела с ним встретиться?
— Ты стремишься выиграть время.
— Где тебе удобнее?
— Его нет... Клянусь, его нет... Ты и сам знаешь, что его нет...
— Завтра. Завтра ты встретишься с ним.
— Я ненавижу тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148