Вы, если не ошибаюсь, ведете дневник? И только ему доверяете свои мысли ?
— Да.
— Не этот ли?
И главный врач достал из ящика и протянул Бобу его дневник.
— Каким образом он у вас? — опешил Боб.
— Не пугайтесь, это копия. Последнюю страницу я еще не читал. Разрешите, я почитаю ее вслух.
«Мне всегда казалось, что истинным виновником юридического убийства Христа был первосвященник Каиафа, представитель благочестивых, порядочных, как принято говорить, добрых людей всех времен, в том числе и нашего времени. Хотя этих людей нельзя упрекнуть в том смысле, в каком упрекают Иуду, они все-таки тоже виноваты, виноваты в более тонком и более глубоком смысле. Вот почему так трудно убедить общество признать мою виновность, давно мною признанную».
— Хорошо написано, Боб. Вы просто талантливый человек.
И восхищенно продолжил: «Правда заключается в том,что общество попросту не может признать мою виновность, одновременно не признав за собой куда более тяжкой вины».
— Вот именно, Боб. Это и есть единственная правда. А все остальное — комплекс виновности или как там это еще называется — все чушь, ерунда. Виски предпочитаете с содовой или?..
— С содовой, конечно, с содовой.
— Прошу вас, возьмите карандаш и бумагу. Я продиктую вам продолжение, и вы убедитесь, насколько хорошо я вас понимаю.
Он вручил Бобу карандаш и бумагу и начал диктовать:
— Теперь я вижу, запятая, что мне вряд ли удалось бы вынудить общество к такому признанию, запятая, вступая в открытые столкновения с законом, запятая, как это делал я, запятая, решив разрушить этот, в кавычках, героический образ, запятая, который общество создало из меня, запятая, чтобы и впредь ничем не омрачать своего благополучия,
точка.
— Но это же мои собственные мысли! — воскликнул Боб.
— Более того, — сказал главный врач. — Вы смотрели на меня и думали: этот человек знает так много, что его уже ничем невозможно ни удивить, ни заинтересовать. Знаю, дорогой, что вы считаете меня циником.
— Верно! — воскликнул Боб. — Совершенно верно!
— Вы действительно хотели бы вернуться на Землю?
— Да, очень.
— Хотели бы забыть ваше тяжелое прошлое?
— Да, очень.
— Хотели бы, чтобы ваша совесть больше не мучила вас и чтобы вы жили как все люди?
— Да, да.
— Я могу помочь вам.
— Как? — усмехнулся Боб.
— Я, между прочим, ничуть не обижаюсь вашим недоверием. В самом деле, нелегко сразу поверить, что вы можете освободиться от стольких мук и стать счастливым человеком. Первое условие моего лечения таково: вы должны переменить фамилию и имя.
— Дальше? — с нетерпением спросил Боб.
— Может быть, вы любите и ликер? У меня тут есть всевозможные напитки.
— Люблю, господин главный врач. Очень люблю.
— Я поставил на Земле перед тысячами людей такой опыт: я телеуправлял огромным быком, с которым приходилось иметь дело почти всем прославленным матадорам мира. По моему желанию бык становился то яростным и стремительным, то неповоротливым и трусливым. Вы представляете, какое это было зрелище?
— Это было, наверно, великолепное зрелище, господин главный врач.
— Мне запретили продолжать опыты: испугались последствий. Испугались, что это даст возможность кучке людей за несколько часов превратить человечество в три миллиарда пассивных индивидов. Понимаете, это тоже, в своем роде, было нечто подобное атомной бомбе. Что и говорить, я готов, конечно, отказаться от своего открытия во имя общего блага. Но поскольку я очень ценю и люблю вас, то ради вашего же спасения я хотел бы поставить на вас свой последний опыт.
Боб не знал, что и делать от радости и благодарности. Забыв про все на свете, он как подкошенный рухнул в кресло и почувствовал себя на вершине счастья.
— Смирно! — крикнул резко и неожиданно главный врач.
Боб вскочил и снова вытянулся в струнку.
— Ведите себя, как подобает мужчине, — последовал любезный совет.
— Слушаюсь, господин главный врач.
— Нам нужно заключить взаимный договор. Я подписываюсь под тем, что этот мой опыт будет последним, а вы обязуетесь отказаться от своего прошлого и от своих угрызений совести.
Боб дрожащими пальцами взял ручку и уже искал с нетерпением, где ему подписаться... И вдруг в нем проснулся один из простейших, один из самых элементарных земных человеческих инстинктов, инстинкт, который заставил его сказать:
— Я хочу подумать. Дайте мне срок до вечера.
— Поздравляю! — воскликнул главный врач. — Поздравляю, Боб. Наконец-то вы поняли, что необходимо думать, что нельзя повторять прежнюю вашу ошибку.
— Точно так, господин главный врач.
— Вы свободны, Боб, можете идти. Кругом... шагом марш... расправьте плечи... тверже шаг... выше голову, выше!..
Спускаясь по лестнице, Боб снова услышал голос врача:
— Боб, ради бога, не подумайте, будто я на вас обиделся или оскорбился. Ваше поведение было так естественно. И так человечно...
Боб вышел на улицу и увидел своего доктора и Лили. Лили бросилась ему навстречу, испуганно спросила:
— Ты подписал?
— Нет, — ответил Боб, — хочу подумать до вечера.
У Лили словно гора с плеч свалилась. Она с облегчением вздохнула и прижалась головой к его груди. А доктор удовлетворенно улыбнулся.
— Почему вы улыбаетесь, доктор? Вы тоже против?
— Да, — сказал доктор, явно обрадованный и потому, наверно, забывший про свою недавнюю осторожность. — Лечить вас буду я, только я. И не этим способом. После лечения вы должны помнить все и должны знать свое прошлое. Вы должны остаться тем же человеком, а не превратиться
в другого.
Он повернулся и пошел прочь. Но вдруг, словно припомнив что-то, замедлил шаги, остановился и стал терпеливо ждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50