ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
«Я тебе плачу, я тебя кормлю. Ты же — трудись, чтоб руки дымились, а работа чтоб светилась. О!»
Для моих ровесников Маркова биография начинается в одно из погожих воскресений 1937 года, когда полицейские из Гуцульского, как когда-то и Якова Розлуча, вели под штыками Марка, закованного в наручники, вниз к сельской управе; конфидент Кифор Далей выследил, что не далее как позавчера вечером Марко Рымик, двадцатидвухлетний хлопец, солтысов работник, крался к хате своей матери с карабином под полой. Обыск подтвердил донос: карабин был найден на чердаке в житнем снопе, предназначавшемся для рождественского «деда». Полиция пускала хлопцу красную юшку из носа и изо рта, ибо на то она и полиция, а он упорно стоял на своем и твердил, что карабин нашел случайно в зарослях терновника вблизи руин старого монастыря. Поверили ему или нет, а за незаконное хранение оружия присудили к шести месяцам тюрьмы. Значительно позднее — на то пришло свое время — село узнало, что никакого карабина Марко в терновнике не находил, дал ему оружие спрятать Василь Смеречук, коммунист, ожидавший в своем доме ареста и обыска, как это практиковала обычно полиция в канун Октябрьских и Первомайских праздников. Смеречук знал, что работник Данильча Войтова Сына тайно симпатизирует коммунистам, несколько раз даже давал Марку распространять листовки. Одним словом, он доверил оружие своему человеку, а главное — ни в чем не подозреваемому... Доверил, видать, в лихую годину, в тот самый час, когда Кифор Далей унюхал, что пахнет жареным, и на всякий случай несколько врчеров следил из засады из хатенкой старой Рымихи.
Собачий нюх был у Кифора Далея.
С этого и начались Марковы парадоксы. Едва отбыл он первое наказание в быстричанской тюрьме, как в январе 1939 года его арестовывают вторично. На сей раз обвинили в другом смертном грехе — в распространении противодержавной пропаганды — и сослали как особо опасного преступника в известный в те времена концентрационный лагерь Береза Картузская. Ныне в Садовой Поляне мало кто знает, какой именно была Маркова «пропаганда», расшатывавшая устои Жечи Посполитой. Я сам, не раз беседуя с соседом, пытался это выяснить, однако Марко Вездесущий только отмахивался. И лишь однажды признался, что возле читальни запел, на беду и несчастье, песню, называвшуюся «Над Львовом черная туча»; песня была сочинена
в честь националистических террористов Биласа и Данилишина, которых польская власть за нападение на банк в Городке на Львовщине осудила на смертную казнь. Ну, а у конфидента Кифора Далея, как всегда, ушки были на макушке, он и понес свеженькую новость про Марка в полицейский участок в Гуцульском.
— Как же это вы, дядьку, дали маху? — допытывался я, пораженный удивительной ситуацией.— Вы ведь ходили в симпатизирующих коммунистам, помогали им...
— Да ходить в симпатизирующих, Юрашку, ходил, а песню все же запел. Я что... я был против панов и против богачей; мне казалось, что раз Биласа и Данилиши- на панский суд осудил на казнь, то это означает, что они тоже стоят за народ. Мне не хватало политической школы, как слепому калеке — посоха... Я как будто уже приблизился к этой школе и нащупал лесенку, ведущую на крыльцо. Позднее, в Березе, когда человека приковали к железной тачке и приказали с утра до вечера перевозить глину с место на место, я хорошо усвоил, что значит «баловаться политикой».
На третий день польско-германской войны самолеты с крестами на крыльях сбросили на Березу несколько бомб, взорвавшихся на плацу. Были убитые и раненые. Охранники лагеря словно бы только этого и дожидались — сразу исчезли в неизвестном направлении. Береза притихла, ждала... пока не взорвалась как вулкан от ударов, падавших на кованые двери, на забранные решетками окна, на толстенные крепостные стены,— каторжники вырывались на свободу. Через распахнутые ворота, как наводнение, они хлынули в мир; наводнение катилось двумя потоками... первая лавина на восток — навстречу Красной Армии, второй мутный поток потянулся на запад, под крылышко «доброго дядюшки Гитлера», как величала его националистическая галицкая пресса. Марко Рымик да еще десятка два похожих на него «нейтралов» не торопились ни туда, ни сюда; «нейтралы» толклись в близлежащих Карлов- ских лесах, пока их не окружил дольский пехотный батальон и не вернул назад в Березу. Вечером на скорую руку заседал полевой суд, состоявший из офицеров,— утром «нейтралов» должны были расстрелять. В другие времена вечер и утро разделяет лишь ночь — тоненькая стена из нескольких часов, а через ту сентябрьскую ночь тридцать девятого пролегла целая эпоха — утром под стенами Березы Картузской ржали красноармейские кони.
Вот теперь, казалось бы, должны были кончиться Марковы приключения и хлопец отправится домой — к старой матери и к старому дому. Но... случилось так, что его задержали в Березе для «выяснения и уточнения обстоятельств»; и если бы вежливый следователь знал, за что на самом деле сидел в лагере этот человечек, напоминающий овсяное помело, то наверняка лагерная одиссея Марка продолжилась бы в более холодных местах. Марко, однако, был уже ученым и на «выяснении» втолковывал следователю, что пострадал от панской власти за коммунистическую песню, и, дабы окончательно убедить, спел ему длинную и тоскливую песню про красных повстанцев Степана Мельничука, Петра Шеремету и Ивана Цепка:
Ой летела кукушечка да и села, Ой с Черткова черна вестка прилетела. Ой было их всех двенадцать, как орлов, Что стреляли-убивали всех панов.
Новый следователь, наверное, не верил похожему на помело человеку, но в песне были слова о том, что
За Збручем Украина Радянска, Пришла оттуда ой ватага повстанцев, Ой, ватага-ватаженька червона,— а кроме того, из далекого горного села подоспело подтверждение, подписанное Василем Смеречуком, что Марко Рымик, сын Олены, в самом деле является давним и искренним приверженцем советской власти, которая пришла теперь в Карпаты, — и это в конце концов помогло Марку вырваться из березнянских стен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Для моих ровесников Маркова биография начинается в одно из погожих воскресений 1937 года, когда полицейские из Гуцульского, как когда-то и Якова Розлуча, вели под штыками Марка, закованного в наручники, вниз к сельской управе; конфидент Кифор Далей выследил, что не далее как позавчера вечером Марко Рымик, двадцатидвухлетний хлопец, солтысов работник, крался к хате своей матери с карабином под полой. Обыск подтвердил донос: карабин был найден на чердаке в житнем снопе, предназначавшемся для рождественского «деда». Полиция пускала хлопцу красную юшку из носа и изо рта, ибо на то она и полиция, а он упорно стоял на своем и твердил, что карабин нашел случайно в зарослях терновника вблизи руин старого монастыря. Поверили ему или нет, а за незаконное хранение оружия присудили к шести месяцам тюрьмы. Значительно позднее — на то пришло свое время — село узнало, что никакого карабина Марко в терновнике не находил, дал ему оружие спрятать Василь Смеречук, коммунист, ожидавший в своем доме ареста и обыска, как это практиковала обычно полиция в канун Октябрьских и Первомайских праздников. Смеречук знал, что работник Данильча Войтова Сына тайно симпатизирует коммунистам, несколько раз даже давал Марку распространять листовки. Одним словом, он доверил оружие своему человеку, а главное — ни в чем не подозреваемому... Доверил, видать, в лихую годину, в тот самый час, когда Кифор Далей унюхал, что пахнет жареным, и на всякий случай несколько врчеров следил из засады из хатенкой старой Рымихи.
Собачий нюх был у Кифора Далея.
С этого и начались Марковы парадоксы. Едва отбыл он первое наказание в быстричанской тюрьме, как в январе 1939 года его арестовывают вторично. На сей раз обвинили в другом смертном грехе — в распространении противодержавной пропаганды — и сослали как особо опасного преступника в известный в те времена концентрационный лагерь Береза Картузская. Ныне в Садовой Поляне мало кто знает, какой именно была Маркова «пропаганда», расшатывавшая устои Жечи Посполитой. Я сам, не раз беседуя с соседом, пытался это выяснить, однако Марко Вездесущий только отмахивался. И лишь однажды признался, что возле читальни запел, на беду и несчастье, песню, называвшуюся «Над Львовом черная туча»; песня была сочинена
в честь националистических террористов Биласа и Данилишина, которых польская власть за нападение на банк в Городке на Львовщине осудила на смертную казнь. Ну, а у конфидента Кифора Далея, как всегда, ушки были на макушке, он и понес свеженькую новость про Марка в полицейский участок в Гуцульском.
— Как же это вы, дядьку, дали маху? — допытывался я, пораженный удивительной ситуацией.— Вы ведь ходили в симпатизирующих коммунистам, помогали им...
— Да ходить в симпатизирующих, Юрашку, ходил, а песню все же запел. Я что... я был против панов и против богачей; мне казалось, что раз Биласа и Данилиши- на панский суд осудил на казнь, то это означает, что они тоже стоят за народ. Мне не хватало политической школы, как слепому калеке — посоха... Я как будто уже приблизился к этой школе и нащупал лесенку, ведущую на крыльцо. Позднее, в Березе, когда человека приковали к железной тачке и приказали с утра до вечера перевозить глину с место на место, я хорошо усвоил, что значит «баловаться политикой».
На третий день польско-германской войны самолеты с крестами на крыльях сбросили на Березу несколько бомб, взорвавшихся на плацу. Были убитые и раненые. Охранники лагеря словно бы только этого и дожидались — сразу исчезли в неизвестном направлении. Береза притихла, ждала... пока не взорвалась как вулкан от ударов, падавших на кованые двери, на забранные решетками окна, на толстенные крепостные стены,— каторжники вырывались на свободу. Через распахнутые ворота, как наводнение, они хлынули в мир; наводнение катилось двумя потоками... первая лавина на восток — навстречу Красной Армии, второй мутный поток потянулся на запад, под крылышко «доброго дядюшки Гитлера», как величала его националистическая галицкая пресса. Марко Рымик да еще десятка два похожих на него «нейтралов» не торопились ни туда, ни сюда; «нейтралы» толклись в близлежащих Карлов- ских лесах, пока их не окружил дольский пехотный батальон и не вернул назад в Березу. Вечером на скорую руку заседал полевой суд, состоявший из офицеров,— утром «нейтралов» должны были расстрелять. В другие времена вечер и утро разделяет лишь ночь — тоненькая стена из нескольких часов, а через ту сентябрьскую ночь тридцать девятого пролегла целая эпоха — утром под стенами Березы Картузской ржали красноармейские кони.
Вот теперь, казалось бы, должны были кончиться Марковы приключения и хлопец отправится домой — к старой матери и к старому дому. Но... случилось так, что его задержали в Березе для «выяснения и уточнения обстоятельств»; и если бы вежливый следователь знал, за что на самом деле сидел в лагере этот человечек, напоминающий овсяное помело, то наверняка лагерная одиссея Марка продолжилась бы в более холодных местах. Марко, однако, был уже ученым и на «выяснении» втолковывал следователю, что пострадал от панской власти за коммунистическую песню, и, дабы окончательно убедить, спел ему длинную и тоскливую песню про красных повстанцев Степана Мельничука, Петра Шеремету и Ивана Цепка:
Ой летела кукушечка да и села, Ой с Черткова черна вестка прилетела. Ой было их всех двенадцать, как орлов, Что стреляли-убивали всех панов.
Новый следователь, наверное, не верил похожему на помело человеку, но в песне были слова о том, что
За Збручем Украина Радянска, Пришла оттуда ой ватага повстанцев, Ой, ватага-ватаженька червона,— а кроме того, из далекого горного села подоспело подтверждение, подписанное Василем Смеречуком, что Марко Рымик, сын Олены, в самом деле является давним и искренним приверженцем советской власти, которая пришла теперь в Карпаты, — и это в конце концов помогло Марку вырваться из березнянских стен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102