Остальные тотчас отпрянули назад. Ильин отполз дальше в кустарник и вскоре догнал своих.
Василий Васильевич Ильин незадолго до войны окончил институт и вскоре стал главным инженером теткинских сахарного и спиртового заводов. Создавшаяся на фронте обстановка вынудила наши части неожиданно отойти. Рабочие не успели демонтировать оборудование, и оно в полной исправности досталось врагу. Коммунист Ильин остался на заводе и возглавил группу рабочих-патриотов. В первые же дни оккупации они привели в негодность часть оборудования. Остальное решили взорвать. Раздобыли взрывчатку, заложили фугасы. Однако выполнить смелый замысел не удалось: выдал провокатор.
Глубокой сентябрьской ночью гестаповцы нагрянули на квартиру к Ильину. Пока они стучали и взламывали дверь, он оделся и открыл окно, выходящее в сад. В черной прогалине выросла фигура фашиста, и в ту же секунду дверь под тяжестью прикладов слетела с петель. Несколькими выстрелами из пистолета Ильин уложил двух ворвавшихся в комнату гитлеровцев и солдата, стоявшего под окном, а сам выскочил в сад и скрылся во мраке ночи.
30 сентября. Группа Кириленко получила задание устроить засаду па дороге Воргол — Глухов. Скрытно подойдя к дороге, партизаны замаскировались. После трехчасового ожидания на шоссе показался большой крытый автофургон. Впереди ехал мотоциклист. Партизаны решили, что немцы в нем везут что-то важное. Открыли огонь. Через одну-две минуты из горящей машины раздались истошные визги свиней. Вот каких «чинов» эскортировал мотоциклист! Видимо, неспроста оккупанты стали скрывать от посторонних взглядов награбленное у колхозников! Побаиваются...
1 октября. Боец хозчасти, молодой энергичный парень Алешин, пошел в Спадщину, чтобы организовать выпечку хлеба. Уладив дела, он под утро собрался уходить в лес, но замешкался и не заметил, как к хате на машине подъехала команда немецких солдат-заготовителей, человек пятнадцать. Выскочил Алешин из дома, с ходу бросил в кузов машины гранату, а когда пыль и дым от взрыва рассеялись, его уже и след простыл.
9 октября. От наших друзей из окрестных сел постоянно поступают сигналы о настойчивых попытках немцев разведать силы партизан. Расспрашивают колхозников, обещают вознаградить землей, коровой и кабаном того, кто проникнет в лес и принесет им о нас точные сведения. Пришлось хорошенько заняться организацией обороны. Людей для защиты лесной базы не хватает, зато есть у нас теперь мины. Курс, Юхновец, Терехов и Островский перетащили в лес свыше двухсот мин. Решено заминировать все дороги, тропинки и тропки, ведущие в глубь леса.
Этой работой последние дни и был занят отряд. Одновременно продолжали минировать участки вражеских коммуникаций, удаленные от базы па 15—20 километров. Результаты не замедлили сказаться, 5 октября на дороге Конотоп — Кролевец на минах, поставленных Кочемазовым и Канавцем, подорвались две штабные машины. Убиты два немецких генерала и четыре офицера.
10 октября. Дозорные задержали в лесу военнослужащих в форме пограничников. Один назвался подполковником Любито-вым, другой — старшим лейтенантом Цирульником. Привели их ко мне. Любитов рассказал, что он работал в Киеве в НКВД УССР. Начальником его был заместитель наркома Строкач. По заданию ЦК КП(б)У они помогали работникам ЦК организовывать партизанские отряды. Руководил этим делом непосредственно ЦККП(б)У.
— А теперь вот, после сдачи Киева, выходим из окружения мелкими группами. Товарищ Строкач пошел на Гомель, а я стал пробираться на северо-восток вдоль железной дороги.
Он ненадолго умолк, снял фуражку, вытащил из-под подкладки аккуратно свернутый лист бумаги и подал мне.
— Это наша листовка, товарищ командир. Мы нашли ее недалеко от Бахмача, еще свежая.В листовке была напечатана сводка Совинформбюро о положении на фронтах, о героической обороне Одессы, об упорных боях под Москвой и на подступах к Ленинграду. Рассказывалось о
зверствах фашистов в Кривом Роге, в деревнях Украины и Белоруссии, о росте сопротивления нашего народа фашистским захватчикам, о смелых действиях партизан в районах Тарту, Луги, Николаева. Приводились выдержки из дневников и писем пленных гитлеровцев, в которых они с унынием отмечали, что война в России намного тяжелее, нежели им обещали гитлеровские генералы.
Сведения эти для нас имели огромное значение. Геббельсов-ская пропаганда непрерывно плела паутину из небылиц, пытаясь запугать легковерных, подавить у людей волю к сопротивлению, заставить их думать, будто гитлеровская Германия непобедима. Фашисты уже давно кричали о взятии Москвы, а у нас не было, как выражаются юристы, вещественных доказательств для опровержения. Одной горячей веры в то, что Москву не сдадут, что разгром фашистских захватчиков неминуем, порой было мало.
Зная, как населению нужна правда о положении на фронтах, я отложил беседу с Любитоным, созвал разведчиков и предложил немедленно переписать и огласить текст листовки во всех селах, где они будут в ближайшие дни.
Продолжая затем беседу с Любитопым, я спросил:
— Что вы видели и слышали по дороге?
— Видели много ужасов, о них говорить не хочется. От Коно-топа мы взяли на север, шли мимо Бочечек, Казацкого, Хижков. Последнюю остановку сделали в хуторе Анютин Конотопского района. Здесь нам рассказывали, что гитлеровцы сгоняли людей и объявляли, будто они уже взяли Москву... В селах возле вашего леса немцы меньше бывают. Колхозники говорят — партизан боятся...
Рассказ Любитова дополнил наши сведения о геббельсовской пропаганде. Неделю назад в Путивле оркестр оккупантов целый день играл бравурные марши якобы в честь взятия Москвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70