Обернулся, увидел Исмат-пахлавона, поздоровался:
— Давно не видел вас, дядя. Здоровы ли вы?
— Вот уже несколько дней поясница что-то болит.— Старик опустил на землю большой арбуз, который нес в подоле халата, вздохнул.— Слышал я, что завтра сын Акрама уходит на фронт. Вот и решил. Дай-ка, думаю, схожу проведаю Акрама с сыном, посижу, поболтаю с ними. Беседа с хорошими людьми приносит радость.
— Конечно, дядя, только человек и может снять тяжесть с сердца другого! Пойдемте вместе, я тоже хотел наведаться к ним.
Садык поднял с земли арбуз...
Дядя Акрам приветливо встретил их у ворот, провел в дом. За дастархаиом уже сидели и беседовали несколько седобородых стариков. Перед ними были разложены лепешки, кишмиш и колотые орехи. Когда вошел Исмат-пахлавон, все поднялись, оказывая ему уважение. Хозяин провел старика в переднюю часть комнаты и усадил на почетном месте.
Садык опустил арбуз на дастархан и присел возле двери рядом с дядей Акрамом и Гаффаром.
— Ноги наши дошли до вашего порога, дай бог, чтобы несчастья не дошли до него! Да примет всевышний под свое покровительство всех странствующих, всех находящихся в опасности!— проговорил Исматпахлавон и провел ладоняхми по лицу.
Все последовали его примеру.
— Добро пожаловать, Пахлавон! Добро пожаловать, председатель!— сказал дядя Акрам, прижав руки к груди.
Исмат-пахлавон, как того требовал обычай, подробно расспросил всех о здоровье и о делах, потом обратился к дяде Акраму, сегодня молчаливому и сосредоточенному:
— Акрам-джон, эти трудные дни, обрушившиеся на нашу голову, одинаково трудны для всех нас. Гаффар ваш отправляется вместе со своими товарищами, вместе с ними и вернется. Молитесь богу, чтобы жизнь его была долгой! Вы сами знали в молодости немало тяжелых дней, каких только трудностей и мучений не испытали, однако все выдержали и остались живы, а
потом на вашу долю выпали и хорошие дни. У вас дом, дети... Минуют тяжелые дни. Правильно говорят: снег сойдет, а земля останется.
— Конечно, Пахлавон, дай бог, чтобы мой сын вместе с другими вернулся живым и здоровым! Жизнь отца в жизни сына!
Гаффар, празднично одетый, сидел рядом с отцом и спокойно разливал чай.
Спустя некоторое время жена дяди Акрама подала табак с шавлой. Гаффар, осторожно приняв из руки матери табак, поставил его на дастархан. Когда гости поели и вытерли руки, Исмат-пахлавон попросил Садыка:
— Сынок, разрежь-ка арбуз. Я сам вырастил его, хочу, чтобы Гаффар наш попробовал перед отъездом, запомнил вкус...
— Принеси нож, сынок,— сказал сыну дядя Акрам.
Но Садык остановил Гаффара:
— Не вставай, нож у меня есть.
Он придвинул к себе арбуз, достал из ножен, прикрепленных на поясе под гимнастеркой, красивый старинный нож и разрезал арбуз. Вытерев лезвие, хотел было спрятать обратно, но дядя Акрам попросил:
— Дайте-ка его мне, хочу взглянуть.— Повертел в руках, рассматривая, затем сказал:— Это нож вашего отца?
— Да-а...
— Помню, покойный очень дорожил этим ножом. Я еще посмеивался над ним: у тебя, мол, два сына, первый Садык, а второй —этот нож.
Гости стали рассматривать нож, передавать его из рук в руки. Гаффар не мог оторвать взгляда от тонкой резьбы на рукоятке. Пробовал на ногте острое как бритва лезвие.
Увидев это, Садык спросил:
— Нравится?
— Хороший нож!
— Бери, я дарю его тебе!
— Что вы, ведь это...
— Бери, бери, он тебе пригодится, и не раз!— Садык отвязал ножны от пояса, с улыбкой протянул Гаффару.— Только уж бери вместе с ножнами, не гляди, что старые!
— Ведь это память о вашем отце. Не надо дарить,— нахмурился дядя Акрам.
— Пусть, дядя, он возьмет его с собой. Когда кончится война и Гаффар вернется, мы как-нибудь разберемся, кто владелец ножа.— Садык помолчал.— Если бы не этот отцовский нож, вряд ли я сидел бы сейчас с вами.
Собравшиеся ждали рассказа Садыка, а он думал, что этот нож сохранил ему жизнь, он же и разлучил его с Бунафшой, ему помог остаться в живых, а ее свел в могилу. Проклятая судьба!
Осенью сорок третьего стрелковый полк, в котором воевал Садык, вышел к Днепру и занял позицию на левом, низком берегу. Солдаты укрывались в ложбинах и сыром ивняке. Высокий правый берег за широкой полосой воды казался далеким и недоступным. Немцы, готовые обрушить огненный шквал, ждали, когда наши попытаются форсировать реку. Солдаты собирали бревна, доски, бочки, колоды, створки ворот — все, что могло пригодиться для переправы. Усердно работая пилами и топорами, они сколачивали плоты для пушек.
Вечером Садыка вызвал лейтенант. Через полчаса они, одиннадцать разведчиков, уже стояли у самой воды возле небольшого плота и глядели на смутно черневший среди реки островок. Было так тихо, что у ног слышался непрерывный плеск речной струи.
— Проверим,— говорил лейтенант, указывая на островок.— Может, он и пустой, хотя немцы не дураки. Всем соблюдать предельную осторожность.
Они спустили плот на воду и вскоре достигли островка. Низенькие кусты шумели под ветром. Идти было трудно, ноги вязли в мокром песке. И вдруг из зарослей ударили несколько автоматов. Двое разведчиков тут же упали; остальные, попав в безвыходное положение, бросились вперед. Немецкие автоматчики поднялись навстречу, пошла рукопашная. На Садыка налетел огромный верзила, хрипя в ярости непонятные
ругательства. Садык схватил его за ремень и за плечо, сбил с ног, придавил, ударил кинжалом в грудь, да так, что лезвие не шло обратно. Рядом упал лейтенант — его стукнули прикладом по голове,— коротко простонал и умолк.
Садык огляделся. Рукопашная шла у воды, немцев было больше, и они теснили его товарищей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26