В весенние и летние месяцы, спасаясь от малярийных комаров, тяжелого болотного воздуха и одуряющей жары, наместник предпочитал жить в селении Каратаг, расположенном верстах в пятнадцати от Гиссара, на берегу прозрачной горной реки, в ущелье, овеваемом прохладными северными ветрами. Каратаг славился своими плодовыми садами, чистейшим воздухом, напоенным ароматами-горных трав и лесов, поднимающихся до самых снегов по склонам великолепного Гиссарского хребта.
Мирзо Акрам хорошо знал, что купцов, скупщиков лошадей и овец, которые оказывали недостаточные знаки внимания беку или вообще уклонялись от преподнесения ему подарков, постигали в дальнейшем пути (конечно, по воле божьей!) разные беды и неудачи —их обчищали разбойники, но иногда дело не ограничивалось и грабежом... Поэтому Мирзо Акрам со своим слугой съездил в Каратаг на поклон к принцу Мумину, подарил ему одного из лучших своих коней, хвост и грива которого были перед тем тщательно расчесаны в Гиссаре слугою богатея, а припасенное еще в Кабадиане украшенное серебром оголовье извлечено Мирзо Акрамом из набитой самыми дорогими подарками переметной сумы и руками Восэ тщательно пригнано по ушам и морде коня.
Вернувшись из Каратага в Гиссар, Мирзо Акрам, надо полагать, не был слишком уверен в том, что сделанный им подарок вполне удовлетворил принца. Восэ подумал об этом потому, что Мирзо Акрам на следующий день, перед выходом каравана в дальнейший путь, вручил ему револьвер со словами:
— Держи, Восэ, его заряженным на всякий случай! Путь наш в Денау большой, на этом пути, говорят, всякое бывает, ты, знаю, хороший охотник, не испугаешься! Как пользоваться этим оружием, тебе известно?
— Не приходилось,—ответил Восэ.—Кроме бухарских кремневых ружей, из чего-либо другого я не стрелял.
Мирзо Акрам, оказывается, знал, как надо пользоваться револьвером, но в свое собственное бесстрашие, по-видимому, не верил, предпочитая в случае опасности иметь телохранителя...
Наконец тронулись в путь вдоль стены камышей, по широкой дороге, то покрытой вершка на три слоем лёссовой пыли, то уходящей в болото так, что лошади едва не по брюхо погружались в зыбкую грязь. Поэтому двигались короткими переходами, не раз на дню, когда выбивались из сил, делая привалы у зеленотравных прибрежий, у сбегавших с гор рек, измельчавших в шири знойной долины.
В этих условиях труд табунщика — одного на полтора десятка выбивающихся из сил лошадей — был особенно тяжел, но Восэ не терял хорошего настроения,— его радовало общение с разговорчивым и услужливым Ниязом — племянником и слугою Мирзо Акрама, привязавшимся к своему старшему спутнику. Нияз давно успел поведать Восэ всю историю своей молодой жизни — жизни сироты из Кермине, попавшего на прокорм к Мирзо Акраму в раннем детстве, превращенного сызмальства в покорного слугу, никогда ни на что не жалующегося, привыкшего к кулаку, плетке и прочим благодеяниям Мирзо Акрама.
На привалах, когда дневная жара спадала, а в налившихся глубочайшею чернотой небесах зажигались яркие звезды, Нияз, лежа на шерстистой подстилке рядом с Восэ, просил рассказывать ему очередные истории о горных медведях, о снежных барсах, диких козлах, драконах, обитающих в горных реках, о схватках и стычках прежних беков и нынешних правителей Бальджуана,
Куляба, Дарваза, Каратегина... Восэ умел рассказывать так, что Нияз зримо представлял себе дотоле ему неведомое, приходил в восторг и готов был слушать хоть до рассвета. Но Восэ, утомленный дневным переходом, .вскоре умолкал, сон смежал и веки Нияза...
Мирзо Акрам заставлял Нияза работать от зари до зари. На привалах только и слышны были раздраженные оклики: «Нияз, принеси воды!», «Нияз, наруби дров!», «Принеси мой халат!», «Подай курильницу!», «Ступай на базар!», «Почеши мне спину!».
Когда, прихватив с собой слугу, "Мирзо Акрам уходил в селения к какому-нибудь старосте, старейшине, богачу, чиновнику, Нияз, вернувшись, украдкой приносил Восэ из их угощений хлеб, изюм или холодное вареное мясо. Собрав сучья, Нияз разжигал огонь, кипятил в медном кувшине чай. Он охотно помогал Восэ ухаживать за лошадьми... Восэ, в свою очередь, был с Ниязом ласков,— возможно, Восэ оказался в жизни юноши первым, кто обращался к нему нежно, говоря: «Ниязджан», «Нияз-душенька», «Паренечек мой!» От Мирзо Акрама Нияз слышал только: «Ты ублюдок!», или «Эй, незаконнорожденный!», или «Недоцветок проклятый!» — подобных обращений в языке чванных богатеев всегда было много — нам не к чему их перечислять!
А ведь Мирзо Акрам приходился Ниязу родным дядей-, но на слово «дядя» откликался лишь при почтительном и смиренном к нему обращении.
Нияз все эти дни ухаживал за лошадью своего дяди и за своей. Восэ хватало хлопот с табуном. В следующем после Денау большом переходе, уже недалеко от города Байсуна, в крайне пересеченных, хоть и не слишком высоких горах, путники сделали привал в каком-то селении, почти сплошь укрытом богатой зеленой листвой садов.
Нияз, расседлав лошадь Мирзо Акрама, затем свою, принес из ближайшего сада два снопа клевера, бросил лошадям, а сам лет в траве над самым скосом к пруду и, усталый, сразу же заснул. Лошади подняли драку из-за пучка клевера, стали ржать, биться копытами, но Нияз не проснулся. Откуда-то появился Мирзо Акрам, в гневе ударил Нияза ногой так, что тот, вскочив спросонья, полетел в пруд. Пруд оказался глубоким, Нияз, не умевший плавать, перепугался, стал кричать и барахтаться в воде. Захлебнувшись, он чуть было не утонул, не бросься в во
ду Восэ, который тоже не был хорошим пловцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146