«Недоставало еще мне приводить двух свидетелей из-за паршивой пачки табаку, этого уж вы, во всяком случае, не дождетесь!» — сказал я и ушел, не попрощавшись.
— Но ведь такое не только с вами бывало...
— «Э,— сказал я,— ты, Мирко, больше курить не будешь!» А мой приятель Марко, казначей (помер, упокой господь его душу, а знали мы друг друга и жили как братья тридцать семь лет; в позапрошлом году помер казначеем второго класса)...
— Да не может быть!— восклицает незнакомец.
— Чего не может быть? — спрашивает господин Мирко.
— Что умер господин Марко, я в прошлом году его видел.
— Кого, брат?
— Да Марко, казначея! И потом он вовсе не был таким старым, как получается из вашего рассказа.
— Да бросьте вы! Разве на свете один казначей Марко? И потом, какого вы казначея имеете в виду?! Умер, брат, как не умереть, оставил вдову, госпожу Настасию, до сих пор женщина в трауре ходит... и трех детей.
— Ах, вы совершенно правы. Извините! Тот, о котором я думал, помощник казначея и еще холостой.
— «Думал», ничего вы не думали! Так где я остановился? Ага, услышал, значит, ныне покойный Марко, что я бросаю курить, и спрашивает: «Это ты, что ли, бросаешь курить?!» — «Полагаешь, говорю, не смогу?» — «Ты-то сможешь? Поглядим!» — «Ну и поглядим,— говорю я,— гроша ломаного на табак не истрачу».
— Это становится все интересней! — восклицает незнакомец.— Дальше все ясно: вы побились об заклад, не правда ли?
Господин Мирко только окидывает его взглядом и извлекает из кармана голубой носовой платок.
— Ну и что дальше? — спрашивает незнакомец.
— «Что дальше?» Если вам все ясно и вы знаете лучше моего, что я пережил, то и рассказывайте сами! Пожалуйста, рассказывайте! — бросает вспыльчивый старик и принимается складывать у себя на коленях большой голубой платок.— Так-то!
— Прошу...
— Прошу и я вас. Рассказывайте, что было дальше, я не стану вас прерывать, как это вы непрестанно делали.— И с упрямым видом принимается утирать платком усы.— Так-то!
— Ну, Мирко,— успокаивает его жена, госпожа Стефка.
— Ах, с меня хватит...— Он закашливается.— Ну их, не до разговоров мне теперь.
— Все они такие, эти старики, ничего не поделаешь! Старшее поколение никогда не поймет младшее! — говорит тихонько незнакомец, обращаясь к кому-то из соседей.
— И что же было потом, господин Мирко? — спрашивает хозяин.
Откашлявшись, господин Мирко продолжает свой рассказ еще громче, искоса и с опаской поглядывая, не собирается ли его снова перебить незнакомец.
— «Давай спорить, что не бросишь курить!» — предложил мне Марко, мой ныне покойный приятель, о котором я только что упоминал. «Не хочу я спорить, просто говорю, что курить не буду, и этого, полагаю, достаточно».— «Нет, не согласен, давай поспорим » — настаивает он. Пришлось в конце концов заключить пари. Поспорили на годовалого поросенка.
— Ха-ха! Разве я не угадал?!
— Тут же в кофейне я подарил кельнеру табакерку нового серебра, в которой оставалось еще немного табаку, и пенковый мундштук — подарок счетовода Ибраима, с которым я познакомился по службе и потом встречался от случая к случаю. И с тех пор, как дал слово, так до нынешнего дня не брал в рот цигарки. Шут с ними, кто по ней сохнет, я ну нисколечко!
— Великолепно! Какая прелесть! И вы выиграли пари? — не унимается незнакомец.
— Выиграл, братец милый, как не выиграть! — говорит господин Мирко ослабевшим, чуть ли не плачущим голосом.— Я ведь бился об заклад наверняка! И поросенка, конечно, получил — раз с тех пор в рот цигарки не брал!
— Удивительно! — восклицает незнакомец.
— Удивительно или не удивительно, но это так, и я больше не курю.
— А скажите, вначале было трудно? Не правда ли? Признайтесь! — Не отстает незнакомец.— Вы человек, не курите, это понятно. Но кой-когда, даже теперь, если кто-нибудь курит, не правда ли, тяжело? Я знаю...
— «Тяжело? Я знаю!» — обрывает его господин Мирко и закашливается.— Больше меня знает!
— Привычка! — замечает Ивко.
— Оно, конечно, поначалу и вправду было не по себе. Не шутка, сорок пять лет курил, ну а потом, опять же... пошло легче. Куплю миндаля и грызу, себя обманываю. Так-то!
— Значит, миндаль средство... против...— спрашивает казначейша.
— Или куплю у кондитера Яначки Чикиридиса сластей, рахат-лукума, чтоб, как уже говорил, обмануть себя.
— Понятно, так и отвыкли! — замечает кто-то.
— И сейчас не курите?— удивляется жена доктора.
— Нисколечко, сударыня.
— И продолжаете есть конфеты и восточные сладости?— спрашивает жена доктора.
— Нет, это я делал только в первые дни. А сейчас берусь за свои четки (привез мне Настас, пряничник, из паломничества в Иерусалим) и перебираю. Таким манером, сударыня, и развлекаюсь, занимаю свои пальцы, будто цигарку верчу.
— Господи боже! — удивляется хозяин.— Чего только на свете на бывает. Ведь и впрямь не куришь!
— Не только, брат, не курю, но и каждому советую бросить. Это вполне возможно. И когда мне говорят обратное, я готов лопнуть с досады! Человек, братец милый, может сделать все, стоит только захотеть... стоит только захотеть.
— Клянусь богом, я не могу, не могу, и все тут, лучше уж прямо признаться,— говорит неизвестный.
— И поверьте, с тех пор чувствую себя совсем по-другому. Раньше — одного не могу, другого не хочу; съел бы того, или приготовь-ка мне, Стефка, этого. А с тех пор, как не курю, знай подкладываю себе в тарелку и спрашиваю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43