Мы тут, по-простецки!..
— По-простецки, раз мы в господа не вышли! Верно? — спрашивает Калча.
— «Вот правая рука в залог!» — декламирует неизвестный.
— Верно!
— Что ж... воля ваша! — вздыхает хозяин и возвращается к гостям в дом.
Оставшись одни, побратимы берутся за дело. Притаскивают большой ковер, расстилают его на траве, раскладывают диванные подушки, потом приносят медный кувшин, таз, полотенце, вино и, усевшись, продолжают угощаться. Подозвав проходящего мимо разносчика, покупают у него бубликов и сырных лепешок. Едят, пьют.
Калче досадно. Он поднимается, идет в дом, становится на пороге комнаты, где сидят гости, и говорит хозяину:
— Выгляни на минутку, бесстыдник, полюбуйся на свой позор. Посмотри, собака, как на твоей славе мы угощаемся на свои деньги. И это мужчина, хозяин дома!!! В цех ремесленников входишь! Побойся бога! Где твоя совесть?
И давай срамить его перед гостями.
— Что ты городишь?! — вскакивая как ошпаренный, восклицает Ивко, подбегает к Калче и закрывает за собой дверь, чтоб гости не слышали.
— Нечего сказать, хороший хозяин, ни дна тебе, ни покрышки! Жмот! Твоя слава, а мы должны, чтобы не подохнуть с голоду, за свои деньги покупать закусь. Ты еще к нам мальчика с биркой приставь, отмечать, сколько мы выпьем вина, чтобы потом нам счет представить!
— Да кто не дает вам есть! Разве вы не дважды ужинали? Разве я не сказал, чтобы брали все на кухне?
— Заплатим и цыганам, если ты не догадаешься. И с ними собственными деньгами рассчитаемся.
— Какие цыгане?! Где это видано, чтобы на патарицу звали цыган? Разве водится такое на свете?
— А разве такое водится, чтоб гости платили цыганам за увеселение?
— Знаете, уходите-ка из моего дома подобру-поздорову!
— Убирайся сам, чертова напасть! Не срамись перед народом! — кричит Калча.
— Как ты сказал?— растерянно спрашивает Ивко.— Кто должен убраться?
— Пришли к тебе господа, и ты уж вообразил, что все кончено! Мы тебе больше не нужны, ни Мита, ни Йован, ни Мича. Стыдно, ей-богу, стыдно! — говорит Волк.
— Разве так друзья поступают? — замечает Уж.
— Вот тебе и сербское гостеприимство! — возглашает неизвестный.
— Послушайте, умоляю, Христом-богом прошу, уходите наконец!
— А это еще что такое? — недоуменно спрашивает Ивко, увидав, что со всех сторон начинают сходиться соседи и взбираться на забор.
— Гость в доме три дня, дело известное, все равно что красными буквами в календаре напечатано! — говорит Волк.— А нынче только второй день.
— Слышишь, ты, стыдобушка, только второй день, а ты уже гонишь нас,— подхватывает Калча.
— О господи боже! — вздыхает Ивко и убегает в дом, увидав, сколько любопытных, повиснув на заборах, наслаждаются зрелищем, а в их числе и его недруг — сосед Йордан, который именно сейчас решил у забора сеять вьюнки.
Собутыльники продолжают бражничать без хозяина. Гости расходятся. Убежала и Марийола с матерью. Девушка просто удрала, спасаясь от неизвестного, который каждую минуту вздыхал, прижимал руку к сердцу, бросал на нее страстные взгляды и сыпал незнакомыми именами:
— О Дульцинея, посмотри на своего Росинанта!
Ну а когда он взобрался на балкон, чтобы оттуда продекламировать отрывок из «Лавра и посоха нищего», Сика только сказала:
— Йолча, дитятко, ступай домой! Гости больше не приходят.
Неизвестный опять порывается уйти, но побратимы его не пускают, да и шляпы нет. Потому все так и сидят. Хозяин отослал жену к родичам, а сам остался.
Что было потом, рассказывать не станем и закончим эту главу, апеллируя к воображению читателя, пусть он сам представит себе, чем все это кончилось. Впрочем, герои этой истории уже не ведали, что творили, потому и от автора нельзя требовать осведомленности, по этой причине и глава получилась такой короткой.
Глава третья МАРКОВ ДЕНЬ
— Ну, ради бога, ради здоровья ваших детей, прошу вас, уходите наконец домой! — умоляет Ивко, когда, проснувшись от шума и гама, застает веселящуюся компанию за тем же столом.— Вот уж наказание божье! Нынче третий день, как вы влезли в мой дом, словно по какой реквизиции!
— Гость в доме три дня, дело известное,— не тебе ли это сказал намедни Волк. Если уж пробыли два дня, потерпи еще денек, и мы по-хорошему, как люди, разойдемся.
— Слушай, что ты говоришь? Что это за разговоры, Калча! Какой «денек»? Нуте-ка, сейчас же поднимайтесь! Постыдились бы собственных жен и детей! Весь день вчера ходили, просили, ждали вас, а вы хоть бы что! И намедни, и нынче утром приходили, умоляют меня вас прогнать, а вам и на глаза показаться боятся.
— Ивко! — рычит Калча.— Не трогай мою жену!
— Да кто ее трогает?
— Слушай, побратим, не смей трогать мою жену, какая она ни есть, она моя жена. Не то худо будет. И у детей моих есть отец, и не бойся, голодными они не останутся! — продолжает он сердито.
— И потчевать вас некому! Я не могу, у меня такое на душе...
— А ты нам без надобности, мы сами себя попотчуем, как и вчера! — говорит Волк.
— Да, да, обойдемся и без мадемуазель Марийолы. Можете передать ей наш поклон, целуем ручки!
— Ого! Теперь взялся за Марийолу! Намедни хозяйка, нынче Марийола.
— Правильно! Сами управимся. Я буду виночерпием,— говорит Уж,— Волк — поваром, а ты, Калча, ему поможешь и еще о цыганах позаботишься. Верно, братцы?
— А я что буду делать? — спрашивает свежеиспеченный побратим.
— Ты, как новенький, кейфуй себе на здоровье!
— Согласен,— говорит неизвестный.
— Да кто же ты есть наконец? — не выдержав, спрашивает хозяин.— Калча, что это за человек?
— В самом деле, а? Кто его привел? — спрашивает Калча, уставясь на неизвестного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43