Доносчиком я быть не хочу и не буду, и потому не трудитесь задавать мне такие вопросы, ответы на которые носили бы характер доноса.
Хаджи Христо то поднимал, то опускал голову. Он ежился, морщился, подносил трубку к губам и никак не мог затянуться.
— Одним из твоих товарищей, — продолжал бей, глядя в бумагу, — был Стоян Кривенов, — и, обращаясь к хаджи Христо, спросил: — Не правда ли?
— Правда, правда, — отвечал смущенный Христо.
— Вот видишь, твоя добродетель не очень тебе поможет... Такие порядочные и уважаемые люди, как хаджи Христо, совершенно иначе смотрят на вещи.
— Это, вероятно, потому, что хаджи Христо может потерять не только совесть, но и состояние. А у меня, кроме совести, ничего нет.
Аристархи-бей посмотрел на представителей иностранных консульств, словно обращаясь к ним: «Неаг, Неаг!»
Хаджи Христо с такой силой затянулся, что захлебнулся дымом и, закрыв рот рукой, закашлялся. Допрос между тем продолжался. Аристархи-бей не спрашивал Станко о сходке в доме, так как был уверен, что не добьется ответа. Впрочем, Станко и не принимал в ней участия.
Учителя увели, а после него прошла целая вереница молодых людей, которых Аристархи-бей привел, чтобы показать их хаджи Христо. Авось хаджи Христо увидит среди них того, кто был третьим на сходке в саду. Допрашивали их недолго. Каждый раз, когда вводили нового арестанта, Аристархи-бей смотрел на хаджи Христо, а тот отрицательно мотал головой. Под конец допроса бею доложили, что черкесы привели еще какого-то подозрительного. Бей с досадой махнул рукой и сказал: «Пусть введут».
Вошли два черкеса, подталкивая вперед молодого парня лет двадцати, в сермяге, суконных штанах, огромной бараньей шапке и лаптях. Когда вводили этого парня, Аристархи-бей не смотрел на хаджи Христо, а между тем на этот раз глаза свидетеля загорелись. К величайшему своему удивлению, он узнал в этом парне третьего участника сходки, которого искал Аристархи-бей. Но следователь не обращал никакого внимания на торговца и с явным неудовольствием слушал доклад черкесов, которые рассказывали, что приведенный ими негодяй ходил из дома в дом.
— Так что же из этого?
— Ничего, — ответил один из черкесов, — негодяй этот ходил, ходил, ходил...
— А когда я спросил его, — прибавил второй черкес, —так он стал заикаться.
— Ты кто? — спросил Аристархи-бей у парня.
— Я б-б-б... бы-ыл т-т-там...
— А! заика! — заметил бей. — Ты откуда?
— Из Ккк... киш... иии.— Он насилу выговорил: «Из Кишли».
— Ты что, пастух?
— Д-д... да.
— Гоните его вон! — приказал Аристархи-бей и стал ругать черкесов: — Не приводите ко мне таких людей, с которыми только время теряешь... У меня и без того работы много... Вам ведь ясно сказано: ловите подозрительных... А какой же это подозрительный?
— Он необыкновенный, — начал один из черкесов.
— Когда он начал заикаться, я ухватился за шашку и хотел отрубить ему голову.
— Такая голова гроша ломаного не стоит, — сказал бей.
— Мы нашли при нем двадцать семь куруш, — заметил второй черкес.
— Гм, — пробормотал бей и усмехнулся.
— А еще вот что, — продолжал черкес, вынимая из-за пазухи сложенный лист, и подал его бею. Тот взглянул на бумагу и спросил черкесов:
— Это вы нашли у него?
— Да, у него.
— Гайда! — крикнул следователь заптиям,— бегите приведите мне этого пастуха.
Заптии выбежали, а Аристархи-бей показал переводчикам бумагу и сказал:
— Это прокламация, призывающая к организации шаек, называемых четами. Как видите, процесс усложняется, но вместе с тем и разъясняется... Теперь в наших руках агент тайного правительства.
— Эфенди, — начал было хаджи Христо.
— А... тебе домой хочется, — перебил его следователь. — Я задержал тебя как свидетеля того, что мы не применяем при допросах никаких насилий. Ты, впрочем, и сам испытал мягкость нашего обращения, хотя против тебя были весьма сильные улики. Теперь ступай с богом.
Представители иностранных консульств одобрительно покачивали головами. Они ждали, когда приведут агента тайного правительства.
Наконец заптии возвратились. Они приходили один
за другим, но тайного агента с ними не было. Каждый докладывал одно и то же: заговорщика видели, когда он выходил из конака... вышел и исчез. Один из заптии даже заметил:
— Ищи теперь ветра в поле!
— Рущук не поле, а пастух не ветер,— ответил ему Аристархи-бей.
Все согласились, что следователь прав. Агент, однако, исчез. Заптии бросились на улицы, но нигде его не нашли. «Чудеса, да и только», — говорили они. Между тем ничего чудесного здесь не было. Когда следователь приказал отпустить пастуха, не зная еще о найденной при нем прокламации, тот постарался как можно скорее скрыться. В турецких городах это не особенно трудно. В нескольких десятках шагов от конака, в конце небольшой улицы, стояла старая каменная ограда. В ней было отверстие, через которое обычно лазили собаки. Наш пастух юркнул туда и вскоре услышал голоса выбежавших из конака заптии:
— Куда негодяй ушел?
Если бы кто-нибудь из заптии заметил дыру в ограде, он бы, конечно, увидел и беглеца, но все хранители порядка разбежались в разные стороны. Пастух подождал, пока заптии вернулись, вылез из своего убежища и преспокойно отправился в город, стараясь идти по самым оживленным улицам. На площади находилась лавка Мокры. Сначала он осторожно заглянул туда, потом смело вошел и направился к хозяйке.
— Это я, Мокра.
— Здравствуй, сынок,— отвечала старуха.
— Черкесы поймали меня и привели... Но я убежал...
— Слава богу, что тебе удалось украсть у турок свою голову. За такое воровство господь тебя не накажет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87