Все местности, в которых эти стремления проявились, были превращены в человеческую бойню и покрыты развалинами.
«Болгарам больше не захочется любить свою родину» — такова была цель, во имя которой черкесы и башибузуки убивали людей. Убивали стариков, молодых, женщин и детей. Целые посады были обращены в груды трупов, отданных на растерзание хищным зверям и птицам. Принципы Оттоманской империи требовали строгого наказания непокорных, — и те были примерно наказаны.
Известно, какое впечатление эта резня произвела в Европе. Если бы Турция находилась в расцвете своего могущества, известие о резне не возымело бы никакого действия. Но Турцию постигла общая судьба всех государств: с вершин могущества она скатывалась все ниже и ниже. Она не могла уже позволить себе то, что делала во времена солиманов и селимов.
Репрессии, которые Турция прежде проводила безнаказанно, теперь давили ее всей тяжестью преступного греха, за который она должна была понести наказание в виде политических последствий; эти последствия и послужат темой нашего дальнейшего повествования.
Весть о событиях на Балканах отозвалась в Рущуке болезненным эхом. Вначале все замерло, а затем наступило время тихого плача женщин и угрюмого молчания мужчин. Когда Петр прочел известие о последних событиях, он побледнел как смерть. Не успел он оправиться от первого впечатления, как в комнату вошла Мокра. Некоторое время она молча смотрела на сына и наконец произнесла:
— Ну, что ж... Несчастье.
Сын хотел что-то ответить, но она перебила, его:
— Я то же самое говорила, когда погибли твои братья. Тогда случилось меньшее несчастье, теперь большее... Что же делать?
— Мама, тяжко мне, очень тяжко, — вздохнул Петр, — совесть меня мучает... Почему я здесь, а не в
Старой Загоре!
— Не говори таких слов... Придет и твоя очередь.
— Ты думаешь?
— Разве можно думать иначе? Ведь есть же справедливость на земле... Будем оплакивать тех, что погибли, но подумаем и о тех, кто остался в живых.
Петр склонился к матери. Мокра обняла его, поцеловала. Когда он выпрямился снова, в глазах его стояли слезы.
— Быть может, настанут еще более тяжкие времена, — сказала старуха. — Помни, что ты не один, с тобой— твои братья.
В этих словах неграмотная женщина выразила внутреннюю логику развития политических событий.
Не все, однако, думали так. Мокра не успела еще уйти из комнаты сына, как вбежала Пленка. На этот раз она без стеснения прямо вошла в комнату Петра. Девушка была бледна и растеряна. Петр встал. Пленка остановилась и дрожащим голосом проговорила:
— Адрес!..
Слово это с 1868 года стало пугалом всех честных людей. Тогда обыватели должны были «добровольно» подавать благодарственные адреса за истребление четы Хаджи Димитра. За что же им теперь благодарить? За резню не отдельных чет, а сотен безоружных людей?
— Адрес! — повторила Пленка. — Отец... мой отец собирался к тебе... он сейчас здесь будет! — Выговорив это, Пленка ушла к Анке.
Вопрос об адресе принимал тем более острый характер, что прежний — образованный, вежливый, разбирающийся в местных делах — паша был теперь назначен на другой пост, а вместо него прибыл грубый деспот. Тот намекнул бы на «необходимость добровольного адреса», а этот просто приказывал. Поскольку хаджи Христо обратил на себя внимание властей как автор всеподданнейшего адреса об уничтожении школ, новый паша послал к нему своего адъютанта с приказом «добровольно» написать адрес и собрать необходимые «добровольные» подписи. Хаджи Христо готов был это сделать и по собственной инициативе. Известие о происшедших событиях так напугало его, что он видел единственное спасение в
падении ниц перед турками и в полном отречении от всякой солидарности с «преступниками». Вот почему в присланном приказе он усмотрел только доказательства особенного благоволения к нему со стороны властей. Разумеется, он охотно согласился написать адрес и собрать подписи.
— Хорошо, эфенди,— ответил он адъютанту,— я предложу это на первом же заседании меджлиса.
— Нет, — возразил адъютант, —- на заседании будут и турки и евреи. Ни те, ни другие не бунтуют, они верны падишаху. Только вы, болгары, бунтуете. Вы и составьте адрес. Ты утром напиши, а днем придет к тебе командир заптий и поможет собирать добровольные подписи.
Вот с чем должен был прийти хаджи Христо к Петру.
Петр принял своего гостя в гостиной. Хаджи Христо прямо приступил к делу. Не дожидаясь даже кофе, рассказав о сделанном ему предложении, он попросил:
— Напиши!
— Нет, — ответил Петр, — я этого не сделаю.
— Почему же?
— Потому что я сам участвовал в подготовке балканских событий.
Хаджи Христо остолбенел. Вытаращив глаза, он забормотал:
— А я... я... хотел... отдать тебе Пленку и все свое состояние.
— Благодарю тебя за такое желание, но...
— Но если,— перебил хаджи,— если ты напишешь адрес и подпишешься под ним, то этим ты вполне оградишь себя от всякой ответственности. Все кончится благополучно, и я отдам тебе дочь, только сватов засылай... Мы так уже порешили с женой. Ну... что ты скажешь?
— Нет, хаджи, не могу.
— Знаешь, сколько я тебе дам из рук в руки?
— Не знаю.
— Двадцать тысяч меджидие.
— Это не может изменить моего решения.
— Что же, ты хочешь больше?
— Ни за какие деньги я не напишу и не подпишу такого адреса.
— Напишут и без тебя,— сказал хаджи.— Но что ты сделаешь, когда я вместе с командиром заптий приду к тебе за подписью? Ты ведь погубишь себя, если не подпишешь.
— И все-таки я не подпишу.
— Это твое последнее слово?
— Да, последнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87