— И не надоели тебе здешние люди?
— Что вы, господин староста. Пришлись мне по душе.
— Зато ты им надоел. Ты им больше не нужен, понимаешь? Жалованье за этот месяц получил?
— Нет, вашество... да я...
— Постой. — Митру направился к денежному ящику, долго подбирал нужный ключ и наконец вытащил кипу денег.
— Сколько тебе следует?
— Две тысячи восемьсот.
— Получай. А теперь слушай: господство ваше кончено па веки веков. Теперь власть паша; тех, кто вас терпеть не может... достаточно поиздевались над нами, бедняками. Собирай свои наворованные манатки и скатертью дорога. Глигор!
— Что тебе?
— Возьми винтовку, посади его в телегу и свези за околицу, а там отдай оружие, да не забудь вынуть патроны, чтобы он не выстрелил тебе в спину. Скажи ему на прощание, что ежели еще раз увижу его в наших краях, то припомню все грехи. Слышишь, Глигор? А после этого поезжай ко мне домой и скажи, что я, мол, в при-мэрии, старостой стал.
Дрожащими руками Гочимаи протянул карабин. Ему казалось, что все это дурной сои и Митру даже не человек. Потом он подумал, что Глигор может пристрелить его у околицы, и похолодел от ужаса.
2
Арделяну решил не оставаться на ночь у Теодореску. Он плотно, с аппетитом поужинал и сказал, что пойдет на свою старую квартиру у мельницы, где оставил кое-какие книги и вещи. Джеордже проводил его до ворот. Там они присели на источенный дождями камень и закурили.
Этот весенний вечер в Лунке был необычно шумным, людям не спалось. Дверь корчмы ежеминутно открывалась, выбрасывая до самой дороги оранжевую полосу света; изнутри слышались шумные возгласы.
— Почему вы не захотели остаться у нас? — лениво обратился Джеордже к Арделяну, думая о чем-то другом.
— Так лучше. Нам пока следует рассредоточиться.
— Нечто вроде форпостов.
— Да, пожалуй,— Арделяну шумно затянулся. — Знаете, нам необходимо создать здесь партийную организацию. Кроме Кулы и вас здесь есть коммунисты?
—- Нет. Но теперь, после сообщения о разделе земли, многие запишутся.
— Что случилось с Митру Моц? Что он натворил сегодня в Тыриэуци?
Джеордже замялся, не зная, следует ли рассказывать. Он жалел, что ударил Митру, но и этого нельзя было скрывать.
— Воровал... Я встретил его с кучей барахла и ударил по щеке.
— Зачем?
— У нас должны быть очень чистые руки.
— От драки они чище не станут,— усмехнулся Арделяну.
— Это так, но...
— Он очень беден, не так ли?
— Страшно... — Джеордже запнулся, подумав: по сравнению с кем и с чем? — У него нет даже дома... За пощечину я извинюсь...
— Не стоит, он и так забудет,— сказал, вставая, Арделяну.
— Нет, не забудет,— сказал Джеордже, и тут же подумал: «Люди злопамятны, те, кто надеется на их короткую память, ошибаются».
— Завтра утром приду,— продолжал Арделяну, протягивая руку. Оповестим народ о реформе. Что за человек здешний староста?
— Жулик, кулак.
— Выгоним. На его место нужен уважаемый всеми человек.
— Может, Гэврилэ Урсу?
— А захочет ли?
— Не знаю. Не думаю, но если разберется, поймет, что мы хотим, будет с нами.
— Ну ладно. Спокойной ночи.
Как только они расстались, Арделяну пожалел, что не остался ночевать у директора. Уже поздно, старуха хозяйка, должно быть, спит, а он смертельно устал. Эта усталость, разлитая по всему телу, уже почти год не покидала Арделяну: делала вялыми все движения его грузного тела и даже речь, словно он думал о чем-то другом. Немало пришлось ему пережить с прошлой осени, когда он покинул село. Несколько дней он провел в плену у немцев, в запломбированных теплушках, куда его бросили вместе с толпой самых разношерстных людей. Потом состав поставили на запасные пути и забыли о нем. Полумертвые от голода, задыхающиеся пленные почти весь день кричали, не зная, где они — в поле или на какой-нибудь станции. Потом на поезд опустилась свинцовая тишина, сквозь стенки вагонов стали проникать голоса поля — треск кузнечиков, шелест трав и пение телеграфных проводов. На третий день мимо состава прошли советские танки. В оглушительном грохоте гусениц танкисты не расслышали сначала вопли запертых в вагонах узников. Но в полдень их освободили. Оказалось, что поезд стоит в открытом поле у шоссе, и люди тотчас же разбрелись по залитой ослепительным солнцем дороге, над которой колыхались столбы пыли. Через два дня Арделяну добрался до Арада. Он был так голоден и слаб, что его преследовали галлюцинации. Город' еще не был занят русскими, но немцы и венгры уже в беспорядке отступали, бросая по дороге автомашины, оружие, боеприпасы, снаряжение.
По улицам патрулировали группы вооруженных рабочих, перестреливаясь с фашистами, засевшими на чердаках и балконах. Арделяну разыскал комитет партии в бывшем Доме немецкой книги, но не застал там ни одного знакомого человека. Ему сказали, что Михуц, через которого он был связан с партией, действует с большой группой партизан где-то в окрестностях города и, пока он не вернется, Арделяну не смогут доверить никаких заданий.
Этот ответ вывел Арделяну из себя, хотя он и понимал, что иначе нельзя,— время беспокойное, и фашисты, несомненно, оставили в тылу немало своих агентов, которые пытаются пролезть в партию.
Несколько дней Арделяну работал поденно: колол дрова, убирал дворы за тарелку супа, спал в парке, где по утрам бывало очень холодно. Потом, когда пришли русские и вернулись партизаны, Арделяну встретил Ми^. хуца и еще двух товарищей по подполью. Теперь он вел партийную работу среди железнодорожников, расклеивал по ночам листовки, дрался с царанистами, был избит двумя железногвардейцами с Астры, продавал газеты* грузил вагоны для фронта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190