Анна проклинала его каждый вечер и ссорилась с Михаем, словно он был всему виной.
— Что скажет его высочество, когда воротится? Призовет нас к ответу, что не сумели сберечь его имущества!
— А что я могу поделать? Перестань болтать, а не то заработаешь.
— Ну, ну! Не хорохорься! Пойди лучше к Ковачу и скажи ему: «Послушай, ты, голодранец, вспомни, как ты латал нам сапоги, и подумай о том, что будет, если вернется их высочество...»
— Замолчи, жена! Или ты рехнулась?!
Однажды на станции в степи остановился бронепоезд, и болтавшийся там без дела Михай увидел, как с него высадилось множество солдат. Тут же он услышал, как один из рабочих сказал другому: — Кончено с Ковачем... Приехал товарищ Самуэли. В тот же день все село собрали во дворе усадьбы.
Ковач со связанными за спиной руками тупо озирался вокруг. Но люди не осмеливались рассказывать о своих злоключениях. Они боялись, что после ухода солдат Ковач снова захватит власть и расправится с ними. Очень молодой длинноносый человек с вьющимися волосами заговорил первым:
— Чего вы боитесь, товарищи? Пусть каждый скажет, что думает об этом предателе.
Мало-помалу люди разговорились. Они рассказали что Ковач вел себя как заправский помещик, а однажды даже ударил хлыстом старика за то, что тот перекрестился у церкви. («...Может, и нехорошо креститься, но мы люди темные, привыкли... вы уж не обессудьте...») Рассказали они и о том, как пьяный Ковач обесчестил жену одного батрака, заявив, что теперь коммунизм и женщины должны принадлежать всем.
— Типы вроде этого Ковача хуже любого классового врага,— сказал молодой человек, который, судя по разговорам, услышанным Михаем, был сам Самуэли — что-то вроде министра у коммунистов. — Мы, дорогие товарищи,—- продолжал он,— хотим создать государство рабочих, крестьян и солдат, где право на хлеб будет иметь только тот, кто работает.
— Правильно!
— Разумные речи, помоги ему господи. Говори дальше, дорогой...
— Впредь мы будем хозяевами. Законы будут служить нам, а не богачам. Поэтому буржуазия бросила против нас румынскую и чешскую армию.
— Слышал? — подтолкнул Михая локтем стоявший рядом младший приказчик. — Ты лучше уйди, пока цел. Спрячься дома. Они тут черт знает что наделают... Я слышал, что охотятся на людей, как на зайцев.
— Я говорю не о румынских, чешских или сербских крестьянах, которые такие же обездоленные, как и мы, а о помещиках, напуганных тем, что, по примеру рус-ских и венгров, пролетариат поднимет революцию и в их странах. Товарищи! Верьте в Красную Армию, а если ьапдиты вроде этого Ковача будут досаждать вам, говорите об этом открыто любому коммунисту. А теперь, когда вы рассказали, сколько зла причинил вам Ковач, скажите, какое наказание мы применим к нему?
Некоторое время царило молчание. Потом вперед вышел старый крестьянин. Он снял шляпу, расправил усы, сплюнул и медленно заговорил, явно довольный тем, что может высказать свое мнение стольким людям.
— Я думаю, что его надо как следует выдрать перед всем миром.
В толпе послышался смех.
— Это неплохо. Долой штаны!
— Да,— закричал кто-то,— а после этого он нас расстреляет! В тюрьму его!
— Прошу слова,— вышел вперед рабочий-железнодорожник. — Меня зовут Петер Асталош. Я коммунист, Революция вам доверяет, товарищи, так что не к лицу нам бросать на ветер слова. Из-за таких людей, как Ковач, люди боятся революции и прислушиваются к разговорам классовых врагов. Я требую немедленного расстрела!
— Ох! — выдохнула разом толпа.
— Кто за предложение товарища Асталоша, пусть поднимет руку,— крикнул кудрявый парень.
Одна за другой поднялись все руки.
— Революционный трибунал приговаривает к смерти врага революции Лайоша Ковача,— раздельно произнес кудрявый. — Приговор будет приведен в исполнение немедленно.
Михай выскользнул из толпы и пошел домой. Если венгры хотят убивать друг друга, это их дело, а ему незачем вмешиваться, а то потом еще отвечать придется. Но случившееся взволновало его. Он понял, что прошли времена, когда каждый мог издеваться над людьми. Михай рассказал обо всем Анне, но она пожала плечами.
— Как только все успокоится, так и поедем... Нечего нам здесь делать...
Вскоре прошел слух о том, что приближаются румынские войска, чтобы задушить революцию, вернуть графов и помещиков. Анна слышала вокруг столько проклятий по адресу своего народа, что потеряла от страха сон.
Она посылала Иосифу письмо за письмом, но все они оставались без ответа. Однажды вечером вдали послышался глухой рокот орудий. На другой день революционные отряды отошли, а через несколько часов в село вступила румынская армия. Анна с детьми выбежала навстречу войскам и расплакалась при виде румынских солдат,— все-таки дожила до победы. Они показались ей чудесными в своей голубой форме с пиками и трехцвет^ ными флагами.
Усадьба пылала, охваченная пламенем. Румынские офицеры распорядились потушить пожар и разместились в усадьбе, а на обгоревшей башне приказали поднять румынский флаг и вы несть постол.
На следующий день лейтенант в сопровождении нескольких крестьян явился в дом к Михаю.
— Я слышал, что вы румыны,— даже не поздоровав^ шись, сказал он. — Это правда? Хорошо... Тогда скажите, кто на селе был с коммунистами. Пиши, Попеску.
— Нам это неизвестно,— ответил Михай, глядя в сторону.
— Как это неизвестно?
— Да так уж, не гневайтесь. Откуда мне знать, кто из них коммунист. Не написано это на них, не в обиду будет сказано, и рогов они не носят... Такие же люди, как и мы.,.
Офицер с удивлением посмотрел на пего.
— Такие же, как мы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190