С воинственным видом он скомандовал:
— Проклятье! В погоню! Чтобы ни один не ушел!
Солдаты поднялись с земли и с винтовками наперевес бросились по склону вверх. Но за камнями наверху уже никого не было.
Бой окончился. Когда были подсчитаны потери, выяснилось, что рота и хуаньсянтуани потеряли восемнадцать человек убитыми и шестнадцать ранеными. Партизан же, как и раньше, они даже не видели.
Когда вернулись на базу, Рябой обрушился на Цао с упреками в адрес его хуаньсянтуаней, сказал, что они разбегаются, едва заслышат выстрелы, и совершенно неспособны- вести боевые действия. Они и виноваты в том, что его отряд Национальной армии сегодня потерпел такой урон. Цао в ответ упрекнул Рябого в том, что его солдаты беспокоятся только о себе и им нет дела до других, они не приходят на помощь. Они начали грызться между собой, как собаки. Ругань затихла только тогда, когда Цао велел принести две' трубки с опиумом. Оба легли и закурили.
Лю Фу тоже принимал участие в этой партизанской вылазке. Он ни разу не выстрелил. Напротив, он был напуган до полусмерти. Он лежал за камнем, не рискуя пошевелиться, и глубоко сожалел о том дне, когда согласился уйти из города. Как было хорошо, он спокойно торговал, и ничто его не мучило! А теперь? Он не зарабатывает ни копейки, а сколько приходится терпеть страху! О жене, о детях некому позаботиться, сам он здесь голодает, и конца этому не видно. Если говорят, что это революция, то дело это совсем невыгодное. Кому нужна такая революция? Этим голодранцам, у которых ни кола, ни двора. Конечно, для таких революция — все. Они будто
ожили снова: еда, одежда, кров — все свалилось к ним будто с неба. Как тут не быть довольными! А что получил он сам? И без коммунистов он жил ничего себе: жена хозяйничала в деревне, а он сидел в городе, в лавке, каждый раз перед Новым годом приносил домой «хуахун» — и жил себе нормально. Теперь же все сошло со своих мест, и конца этому никакого не видно.
А гоминдановцы? Эта фирма солиднее. Он часто наблюдал с какой-нибудь горной верши-ны за стоящими на рейде военными кораблями, смотрел на летящие в небе самолеты. Они приводили его в ужас. Какой же он все-таки дурак, его тогда будто одурманили! Побежал в горы искать себе «дело». Положился на то, что коммунисты с их старыми ружьями смогут сражаться против самолетов и военных кораблей. Не говоря уже о том, что за спиной у гоминдановцев стоят американцы. По всему видно, что и коммунистам здесь уже недолго высидеть. Что, он будет целый век скитаться вместе с ними по горным ущельям?
Он ушел в свои мысли. Издалека донесся топот башмаков и визг свиней. Чэнь отдал команду приготовиться. Партизаны залегли. Лю Фу тоже выбрал себе камень побольше и укрылся за ним.
Потом заговорили пушки. Снаряды стали рваться невдалеке, один упал где-то совсем рядом. Его осыпал дождь мелких камней. Он испуганно вскрикнул, почувствовав боль в правой руке. Обняв правую руку левой, он начал стонать.
— Что случилось, царапнуло? — спросил Чэнь.
— Конец... Моей руке конец...
Чэнь приказал отходить и, обняв Лю Фу за плечи, переправился с ним через вершину и стал спускаться наискосок по заросшему склону. Лю Фу продолжал непрерывно стонать. Ноги его отяжелели. Он почти висел на Чэне.
На условленном месте сбора выяснилось, что легко ранены только двое партизан. А куда же ранен Лю Фу?
— Здесь, здесь! — твердил он, показывая на правую руку.
Когда с него сняли рубашку, то не. обнаружили даже и царапины.
— Чэнь, когда он был ранен? — раздраженно спросил Лян Юнь.
— Когда пушка начала стрелять. Он сразу застонал...
— Надевай рубашку, Лю Фу, — холодно произнес Лян Юнь, — ты просто струсил...
— Послушай, интендант Лю! — к ним подошел Юй. — Может, тебе трудно идти? Если не можешь, я сделаю носилки!..
Партизаны заулыбались. Лю Фу, покрасневший как рак, одевался и ворчал что-то себе под нос
После этого случая Лю Фу стал еще более молчаливым. На привалах сидел в стороне, уставившись безучастным взглядом в небо.
Лян Юнь решил посоветоваться с секретарем Сюе, как быть дальше с Лю Фу.
— Он, по-моему, потерял веру в себя... — сказал тот, протирая очки.— Может, мне еще раз с ним поговорить?
— А что, если отправить его в тыл?
— Тоже неплохо. Если ты сомневаешься в нем, отправь.
— Ладно. Попробуем еще раз с ним потолковать, а потом посмотрим...
Но этот разговор ни к чему не привел. Лю Фу сказал: единственное, что все время мучает его, — где раздобыть еды для отряда.
Секретарь Сюе до войны успел только окончить школу и жизнь знал плохо. Ему казалось, что Лян Юнь просто излишне подозрителен.
На третьи сутки, ночью, Лю Фу исчез из отряда.
Была морозная ночь. Порывисто дул северо-западный ветер. Капли холодного дождя влетали внутрь через проломы в стенах старой кумирни, падали на лицо и одежду людей.
Партизаны крепко спали в непроглядном мраке. Через дыры в стенах даже не виднелось небо. Слышался только свист ветра, да глухо, как море, шумели сосны.
Лю Фу спал у стены в углу. Его глаза чутко ловили каждое движение, но, притворяясь, он громко храпел.
Когда ветер усилился, Лю Фу почувствовал озноб. Он стиснул зубы, перевернулся на другой бок. Никто не шевельнулся. Тихонько ощупывая крепко спящих людей, он стал тихонько пробираться к выходу. На улице перед дверями никого не оказалось. Дождь усиливался. Лю Фу поднял воротник, ощупал за поясом пистолет и, избегая постов, углубился в сосновый лес.
Он, спотыкаясь, бежал по лесу, часто оглядываясь, не преследуют ли его. Он согнулся, втянул голову в плечи, став похожим на бездомную собаку. Он не обращал внимания на то, что сухие ветви хлещут его по лицу, на то, что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67